Читаем Шолохов. Незаконный полностью

О дальнейших событиях литератор Владимир Сутырин рассказал позже публицисту Льву Разгону: «Однажды вечером ко мне на квартиру приехал курьер из Кремля… и сказал, что меня внизу ждёт машина, чтобы отвезти в Кремль. К кому и куда, спрашивать не полагалось. Меня привезли в Кремль, и я понял, что меня ведут к Сталину. В приёмной у Поскрёбышева сидел несколько бледный Фадеев. Через некоторое время Поскрёбышев, очевидно получив сигнал, встал и предложил нам войти в кабинет Сталина. В большой комнате, за длинным столом сидели – вот в таком порядке! – члены Политбюро. Здесь Калинин, рядом Ворошилов, вот тут Молотов и все другие. Как-то не до того было, чтобы их рассматривать, смотрел на Сталина, который ходил вдоль стола, попыхивая трубкой. В руке у него был журнал, который легко было опознать, – “Красная новь”. Мы переглянулись с Фадеевым, нам стало понятно, что речь пойдёт о рассказе Андрея Платонова.

Не приглашая нас садиться, Сталин, обращаясь к Фадееву, спросил:

– Вы редактор этого журнала? И это вы напечатали кулацкий и антисоветский рассказ Платонова?

Побледневший Фадеев сказал:

– Товарищ Сталин! Я действительно подписал этот номер, но он был составлен и сдан в печать предыдущим редактором. Но это не снимает с меня вины, всё же я являюсь главным редактором, и моя подпись стоит на журнале.

– Кто же составил номер?

Фадеев ответил».

Это был Иван Беспалов, участник Гражданской войны, преподаватель Института красной профессуры, заместитель ответственного редактора журнала «Печать и революция» и до недавнего времени – редактор журнала «Красная новь».

«Сталин вызвал Поскрёбышева.

– Привези сюда такого-то. – И, обернувшись к нам, сказал: – Можете сесть.

Мы сели. И стали ждать. Прошло пять, десять, двадцать минут… В комнате все молчали. Молчали мы, молчали члены Политбюро, молчал и сам Сталин, который продолжал ходить вдоль стола, время от времени раскуривая трубку. Так прошло, наверное, минут двадцать – тридцать. Открылась дверь, и, подталкиваемый Поскрёбышевым, в комнату вошёл бывший редактор. Не вошёл, вполз, он от страха на ногах не держался, с лица его лил пот. Сталин с удовольствием взглянул на него и спросил:

– Значит, это вы решили напечатать этот сволочной кулацкий рассказ?

Редактор не мог ничего ответить. Он начал не говорить, а лепетать, ничего нельзя было понять из этих бессвязных звуков. Сталин, обращаясь к Поскрёбышеву, который не вышел, а стоял у двери, сказал с презрением:

– Уведите этого… И вот такой руководит советской литературой…»

Повесть Платонова разобрали сначала в «Литературной газете» («существо автора “Впрок”… обывательское, злобное, насквозь реакционное»). Затем в «Правде» – в статье «Больше внимания тактике классового врага» утверждалось, что у Платонова кулак получил «возможность полным голосом изложить своё “кредо”… со страниц советской печати». Следом Фадеев добил Платонова в газете «Известия», написав статью «Об одной кулацкой хронике».

После такой трёпки от Платонова должны были отвернуться все. Тем не менее в январе 1932 года на заседании коммунистической фракции Московского товарищества писателей Василий Кудашёв выступил за необходимость публикации Платонова. Осведомитель доносил в ОГПУ, что коммунист Кудашёв передал новый роман Платонова в Московское товарищество писателей. Цитируем донесение: «В. Кудашёв горячо рекомендовал этот роман, всячески пытаясь протащить эту явную контрреволюц<ионную> белиберду». Старания Кудашёва не увенчались успехом: в 1932–1933 годах у Платонова не будет ни одной публикации вообще. С ним откажутся иметь дело все редактора.

По свидетельству писателя Льва Гумилёвского, Шолохов был единственный «литературный генерал», что навещал тогда Платонова. Едва ли он заходил к Платонову в «писательский дом»: квартиры там располагались по гостиничному типу, а жильё Платонов делил с поэтом Михаилом Голодным – скорее всего, мемуаристы отметили бы появление самого знаменитого писателя тех дней в гостях у самого опального. Но Платонов заходил к Васе Кудашёву – позволяла жилплощадь, и они поначалу виделись там.

К лету 1932 года Платонов сумел обменять свою комнату на отдельную двухкомнатную квартиру по адресу: Тверской бульвар, 25. Этот дом тоже располагался недалеко от кудашёвской квартиры. На Тверском у Платонова Шолохов бывал. Заглядывал, ненавязчиво принося продукты и вино. Гумилёвский так их и запомнил: круглый стол в доме Платоновых и бутылка посреди стола.

Такую картину, конечно, хочется вообразить: эти двое за одним столом. Платонов уставший, загнанный неудачами, но с молодой ещё душою. Шолохов – жизнеутверждающий, улыбчивый, полный сил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное