Шолохов. Незаконный

Мрачные предчувствия Шолохова начали сбываться немедленно. 8 февраля председатель первого Вёшенского колхоза им. С. Будённого Або Аронович Плоткин – не так давно выпущенный под фамилией Давыдов в мир и начавший невероятное своё путешествие на всех мыслимых языках по библиотекам, театральным подмосткам и книжным лавкам разных континентов – был вызван на партийное бюро. Его сопровождали два члена Вёшенского бюро, местные работники и добрые шолоховские знакомцы Иван Корешков и Пётр Красюков.

Плоткина, Корешкова и Красюкова обвинили в халатности, безобразно проведённом севе, гибели 20 000 га посевов, потакании расхитителям хлеба. Прямо на бюро Плоткина исключили из партии и, забрав личное оружие, арестовали. Корешков и Красюков также были арестованы. С 13 февраля их семьи были сняты с довольствия и тем самым обречены на голодную смерть. Согласно предъявленным обвинениям, Плоткину, Корешкову и Красюкову грозила высшая мера. Шолохов попытался пробиться к арестованным, чтоб узнать подробности. Его допустили к Корешкову. Тот рыдал, не в состоянии говорить. Ваня! Жизнелюб! О котором Шолохов совсем недавно писал Марии Петровне, что тот любит сразу двух жён и это у него «здорово получается».

Плоткиным действительно были совершены грубые ошибки; однако далеко не только Вёшенский район в результате оголтелой коллективизации оказался в бедственном положении: огромные территории Украины, Казахстана, Центральной России переживали то же самое.

Это был безусловный удар по Шолохову со стороны местного партийного руководства. Статьи в «Правде» и письма Сталину ему никто не собирался прощать. В партию тебя приняли, бумагомаратель? А мы тебя вышибем из партии, из района, а если надо, то из жизни – вместе со всей твоей сворой бракоделов, с которыми ты патефон слушал и танцы танцевал. Самого товарища Сталина в заблуждение ввели, вражье семя!

Лугового, с 1930-го по лето 1932 года занимавшего должность секретаря Вёшенского райкома ВКП(б), не арестовали только потому, что он был переведён из Вёшенской на должность парторга одного из подразделений Северо-Кавказской железной дороги. 13 февраля Шолохов пишет ему: «Людей сделали врагами народа… Короче, все мы оказываемся контрами. Я не могу снять и с себя ответственности, если так ставить вопрос. Выходит, что вы разлагали колхозы, гробили скот, преступно сеяли, а я знал и молчал. И для тебя вопрос стоит уже не о моральной ответственности, а о политической. Всё это настолько нелепо и чудовищно, что я не подберу слов. Более тяжкого, более серьёзного обвинения нельзя и предъявить. Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное чёрное пятно! Об этом я буду говорить в Москве – ты знаешь с кем».

В письме он предупреждает Лугового: «Если возьмут широко… привлекут и тебя». И далее: «Писать бросил. Не до этого. События последнего времени меня несколько одурили. Жду твоего письма. Ты-то согласен, что мы вели контррев<олюционную> работу? Ах, разъети их мать! Как вспомню, сколько сил и крови и нервов все мы расходовали на эти проклятые посевкампании, на всё – и вот результат. Обидно до печёнок».

Шолохов срывается в Москву.

* * *

Связи и возможности Шолохова были колоссальны. Он обходит дюжину кабинетов. Передаёт Сталину записки с просьбой о встрече, но тот не находит времени: тем более что они виделись совсем недавно. Это не означает, что Шолохова игнорировали, – это означает, что его приняли все, кроме первого лица.

Сталину каждый день на стол ложатся сводки о новой катастрофе, настигшей многострадальное советское крестьянство. Шолохов добивается скорейшей отправки на Верхний Дон продовольственной помощи. Он требует созыва спецкомиссии ЦК по создавшейся проблеме – но без Сталина такого решения принять никто не может: ни Молотов, ни Калинин, ни Ягода. Зато он добивается того, что Плоткина, Красюкова и Корешкова приказывают до прибытия столичной проверки выпустить из-под стражи.

Возвращается на Дон. К вымерзающим хуторам. К бесконечным ходокам и просителям. К вопиющему бардаку ростовских партийных живодёров. 22 марта отправляет в «Правду» телеграмму с очередными фактами местного головотяпства: пока по распутице тащили на подводах зерно из Вёшенского района в колхозы Миллеровского, загубили великое множество оголодавшего тяглового скота, и, значит, к посевной скота не будет. «Создавшееся положение вносит непосредственную угрозу севу правобережных колхозов Вёшенского района». Под заголовком «Результат непродуманной работы» его телеграмма публикуется в «Правде».

Не будет посевной – вымрут тысячи людей.

Помогая изо дня в день страждущим, обнищавшим, погибающим, он осознаёт, что никаких его денег для спасения всего Верхнего Дона не хватит всё равно. Только специальная комиссия из Москвы!

Плоткину говорит прямо: за «перегибы» и тебе тоже, Андрей, придётся ответить – чтобы не вышло так, что товарищ Шолохов тебя выгораживает.