Шолохов. Незаконный

Проводит совещания со всеми своими разжалованными товарищами, – с прототипами Давыдова, Нагульнова, Размётнова, – которых, конечно же, за ангелов не считал, и претензии к ним имел самые суровые, но шолоховский характер именно здесь и проявляется: я вместе с вами всё это, так или иначе, делал, я всё это описал и даже отчасти оправдал, – значит, и разгребать будем вместе.

Показывает написанное письмо Плоткину. Плоткин, смирившийся с тем, что о нём там написано и это прочтёт вождь, уточняет некоторые детали – не про свои, конечно же, зверские чудачества, а про работу крайкома.

Письмо получается огромным.

Целая повесть о человеческой глупости, подлости и злобе.

* * *

Это самое большое письмо из всех, написанных Шолоховым. И самое безоглядное и беспощадное письмо из всей сталинской почты в 1930-е годы, а может, и за больший срок.

На такое могли решиться единицы.

Из писателей – так точно один Шолохов.

«4 апреля 1933 г. Вёшенская.

т. Сталин!

Вёшенский район, наряду со многими другими районами Северо-Кавказского края, не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян. В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями. Словом, район, как будто, ничем не отличается от остальных районов нашего края».

Какая всё-таки наглость – и с каким стилистическим, не побоимся этого слова, изяществом оформленная: у нас тут, товарищ Сталин, мрут взрослые и дети от голода, впрочем, как повсюду у вас в стране этой зимой, ничего нового.

Здесь слышна радищевская ледяная интонация.

«Но причины, по которым 99 % трудящегося населения терпят такое страшное бедствие, несколько иные, нежели, скажем, на Кубани», – продолжает Шолохов.

То есть на Кубани голодают и умирают по объяснимым причинам, а у нас тут свои особенности.

«…с момента проведения сплошной коллективизации посевная площадь выросла почти вдвое. Как работали на полудохлом скоте, как ломали хвосты падающим от истощения и устали волам, сколько трудов положили и коммунисты и колхозники, увеличивая посев, борясь за укрепление колхозного строя, – я постараюсь – в меру моих сил и способностей – отобразить во второй книге «Поднятой целины». Сделано было много, но сейчас всё пошло насмарку и район стремительно приближается к катастрофе, предотвратить которую без Вашей помощи невозможно».

Далее Шолохов в подробностях описывает причины катастрофы, демонстрируя глубокое знание сельского хозяйства.

У этой катастрофы есть конкретные имена. Овчинников Григорий Федотович, секретарь Ростовского горкома партии, уполномоченный крайкома по Вёшенскому району, злейший шолоховский ненавистник. Его сменщик на должности уполномоченного крайкома Шарапов. Зимин Николай Николаевич, второй секретарь крайкома партии. Чрезвычайный уполномоченный крайкома товарищ Гольман и заведующий зерновым сектором крайкома товарищ Фёдоров. Всё это неизбежно било и по Борису Петровичу Шеболдаеву, с 1930 года – первому секретарю крайкома партии, руководителю всего региона, давно желавшему, чтоб никакого Шолохова во вверенном ему крае не было.

Шолохов выступает против Шеболдаева, Зимина, Овчинникова, Шарапова, Гольмана, Фёдорова – за своих соседей, за близких и дальних. А также за ряд не названных в письме друзей, и за одного названного – заведующего районным земельным отделом Вёшенского районного исполнительного комитета Корешкова, которого, как мы помним, арестовали вместе с Плоткиным. О нём в письме Сталину Шолохов даёт справку: «Корешков – сын батрака украинца Криворожского района. Отца его запороли в конце 1918 г. казаки. Сам Корешков в марте 1918 г. ушёл в красный партизанский отряд им. Гаврилова и с 1918 г. по 1923 г. был в Красной армии, сначала рядовым и под конец пом. комполка. Исходил все фронты, начиная с Южного и кончая Средней Азией, был два раза ранен и два раза контужен (последний раз тяжело), имеет орден Красного Знамени. После демобилизации работал на Кадиевском руднике шахтёром, а потом у себя на родине председателем сельсовета. В 1930 г. окончил курсы по сов. строит. при ВЦИКе, был направлен на Северный Кавказ и послан в Вёшенский р-он заведовать райзо».

И далее, картина в лицах:

«14 июля Овчинников и Фёдоров прибыли в Вёшенскую и в сопровождении заврайзо Вёшенского РИК’а Корешкова выехали на правую сторону Дона, где была наиболее плохая урожайность, определять на глазок, “сколько даст гектар?”.

Отъехали километров 10 от Вёшенской. Фёдоров, указывая на делянку пшеницы, спрашивает у Корешкова:

– По-твоему, сколько даст гектар этой пшеницы?

Корешков. – Не больше трех центнеров.

Фёдоров. – А по-моему, – не меньше десяти центнеров!

Корешков. – Откуда тут десять центнеров?! Ты посмотри: хлеб поздний, забит осотом и овсюком, колос редкий. Такой урожай на этих землях был только в 1909 году. Это ведь тебе не Кубань.