Шолохов. Незаконный

Теперь уже он делился пережитым: «…со мной случилось, как со многими: один мерзавец оклеветал десятки людей, чуть ли не всех, с кем ему пришлось общаться за двадцать лет службы, меня в том числе. И всех пересажали, на кого он сыпал показания, жён их отправляли в ссылку, и мою Аню, конечно. Ты, очевидно, слышал и о методах допросов с пристрастием, и методах ведения следствия, и о порядках, и о лагерях. Слышал, надеюсь?

– Слышал».

Стрельцов-старший рассказывает ту самую историю, которую Шолохов описал в одном из писем к Сталину. Причём Шолохов помещает героя в тюрьму, где сидели Луговой, Логачёв и Красюков.

«В тридцать восьмом году в Ростове на Первое мая, как только до тюрьмы долетели звуки “Интернационала”, вся тюрьма, тысяча двести человек подхватили и запели “Интернационал”. И как пели! Ничего подобного я никогда не слышал в жизни, и не дай Бог ещё раз услышать!.. Пели со страстью, с гневом, с отчаяньем! Трясли железные решётки и пели… Тюрьма дрожала от нашего гимна! Часовые открыли беглый огонь по окнам…»

…Зимянин собрал рукопись и накрыл её рукой.

7 Ноября, значит, предлагает товарищ Шолохов это опубликовать.

С днём Великой Октябрьской социалистической революции, дорогие товарищи. Предлагаем вам ознакомиться с праздничной публикацией в газете «Правда», пока главный редактор гражданин Зимянин собирает вещи и готовится к переходу на новую должность. Трудовой свой путь он начинал рабочим паровозоремонтного депо. Родное депо наверняка его заждалось.

* * *

Шолохов перезвонил в «Правду».

Зимянин сказал:

– Михаил Александрович… Нет, мы пока не можем это опубликовать.

– А что вы вообще можете? – осердился Шолохов.

Поговорили на высоких тонах.

Беспристрастно глядя на эту историю, обвинить Зимянина не в чем: это было даже не венчание Островнова с Лятьевским, которое Шолохов предлагал напечатать в «Правде» Маленкову. Решение о выходе подобного текста должно было приниматься не просто на высшем уровне, а – лично генсеком.

Текст был передан в секретариат Брежнева.

Подождав ещё две недели, Шолохов позвонил в секретариат: как там Леонид Ильич, не делился впечатлениями о прочитанном?

Никто ничего конкретного сказать не мог.

30 октября 1968 года Шолохов приехал в Москву на пленум ЦК КПСС и, как привык ещё при Сталине, написал Леониду Ильичу сам: «У меня, по неписанной традиции, не менялись отношения с “Правдой”: и “Тихий Дон”, и “Поднятая целина”, и “Они сражались за родину” почти полностью прошли через “Правду”.

Не изменяя этой традиции, я передал туда новый отрывок из романа, который вот уже более трёх недель находится у тебя.

С вопросом его использования нельзя дальше тянуть, и я очень прошу решить его поскорее по следующим причинам:

1) Я пока не работаю, ожидая твоего решения. Не то настроение, чтобы писать.

2) О существовании этого отрывка и о том, что он находится в “Правде”, широко известно в Москве, и мне вовсе не улыбается, если в “Нью-Йорк таймс” или какой-либо другой влиятельной газете появится сообщение о том, что вот, мол, уже и Шолохова не печатают, а потом нагородят вокруг этого ещё с три короба. <…>

Найди две минуты, чтобы ответить мне любым, удобным для тебя способом по существу вопроса.

Я на Пленуме. Улетаю в субботу, 2 ноября. Срок достаточный для того, чтобы ответить мне, даже не из чувства товарищества, а из элементарной вежливости».

Брежнев не ответил.

Быть может, он был несколько раздражён такой безапелляционной настойчивостью.

Быть может, ему нечего было сказать.

Шолохов, не без донской хитрецы, зашёл с другой стороны.

Позвал в гости старинного знакомого – донского писателя Анатолия Калинина. В ничего не подозревавших «Известиях» за 4 октября вышла статья Калинина «Поездка в Вёшенскую», где тот рассказал о новых главах романа «Они сражались за родину», лежавших у Брежнева на согласовании.

Следом Шолохов откликнулся на ряд поступивших предложений об интервью – их всегда было предостаточно. В итоге 3 декабря вышли ещё две статьи – «В гостях у Михаила Шолохова» журналиста Засеева в «Вечерней Москве» и «Вёшенские берега» журналистов Котенко и Семёнова в «Правде»: Зимянин желал хоть как-то реабилитироваться перед писателем.

12 декабря Шолохов снова пишет Брежневу: «Третий месяц вопрос с печатанием отрывка остаётся нерешённым. Надо бы с этим кончать. После статей Калинина, Котенко, Засеева по Москве (да и не только по Москве!) ходят упорные слухи, что “уже и Шолохова не печатают”… Ко всем прочим неудобствам мне не хватает лишь одного: чтобы в “Нью-Йорк таймс” или какой-либо другой газете на Западе появилась хлёсткая статья, в которой я был бы причислен к лику находящихся в оппозиции писателей и стоял бы в одной шеренге с Солженицыным и пр».

«Да твою-то мать! – мог воскликнуть Брежнев, который тоже был не дурак. – Ты же сам это, вёшенский чёрт, и организовал! Шантажист, казацкая душа твоя».

Шолохов не сдавался и 3 февраля 1969-го отправил Брежневу телефонограмму: «Осмелюсь напомнить, что обещанного разговора жду уже пятый месяц. Пожалуйста, отзовитесь». – Так как это было не личное письмо, он перешёл на «вы».