Шолохов. Незаконный

Роман «Чего же ты хочешь?» был своеобразным советским вариантом «Бесов» Достоевского. Основные персонажи являлись весьма нелицеприятными пародиями на известных деятелей культуры и были легко разгаданы современниками. Художника Антонина Свешникова Кочетов срисовал с Ильи Глазунова, почвенника Савву Богородицкого – с Владимира Солоухина, за итальянским социалистом по имени Бенито Спада скрывался прогрессивный литературовед Витторио Страда.

Одна из героинь романа, русская эмигрантка, рассказывает об очередном европейском визите не названного, но вполне угадываемого Евгения Евтушенко: «Одно помню: он призывал к миру, к дружбе, к братству. Мы сидели и думали: смешной какой! Кому он это говорит? Перед ним в зале наполовину бывшие гитлеровцы, эсэсовцы, гестаповцы. С ними он хочет дружбы, что ли? Мы-то знаем, какая с ними дружба! Овчарки, колючая проволока, палки и плётки. И вот мой внук, Юрик, подходит потом к этому вашему человеку, тоже молодому, и говорит: “Мне вас было стыдно слушать. Я русский, я за Россию в огонь пойду, я за неё землю есть буду. А вы там живёте, вы счастливец, и вместо того, чтобы гордо держать голову перед этими баварскими колбасниками, юлите перед ними”. Тот, наверно, ничего не понял, потому что Юрик горячился. А может быть, и понял, да сделал вид, что не понимает. Уехал восвояси. Потом, как писали в газетах, он уже и какому-то американскому генералу предлагал свою дружбу, хотя не мог не знать об атомных ракетах, которые тот генерал нацеливает на Москву».

Кочетов заранее определил, кто из числа советского культурного истеблишмента в своё время займёт самую жёсткую антисоветскую позицию: Глазунов, Солоухин, Евтушенко. Государство потворствует им, – вот в чём был пафос авторского высказывания Кочетова, – а потворствовать не стоило бы: они предадут собственное государство при первой же возможности.

Смысл романа раскрывался в финальном монологе одного из героев, обращённом к молодому советскому человеку: «Вы мечетесь, вы разбрасываетесь, а потом вот глотаете слёзы обиды. Молодой человек… я тебе задам вопрос: чего же ты хочешь? Чего? Ответь!..

Ты хочешь… чтобы началась новая война, чтобы вы потерпели в ней поражение и к вам бы наводить свои порядки ворвались какие-нибудь неоэсэсовцы, неогитлеровцы – неважно какой национальности – снова ли немцы, или кто другой?

…Ты знаешь о плане ОСТ? Пойди в библиотеку, найди соответствующие книги и познакомься с планом ОСТ, вдумайся в него, прочувствуй его. Ты увидишь, что приход западной “демократии”, которой завлекают вас, молодых русских, западные пропагандисты, – это отнюдь не полные витрины ширпотреба, а прежде всего истребление ваших народов, уничтожение вашего государства, уничтожение России».

Для огромной части советской интеллигенции всё это было чересчур.

Кочетов, как ретроград и сталинист, и так не был слишком любим в своей среде, но здесь разом обратился в объект издёвок, пародий и натуральной ненависти. Его роман был воспринят как донос. А это был роман отчаяния. Он прокричал: очнитесь, вас всех снесёт грядущей волной.

Крик потонул в хохоте.

Против Кочетова был не только круг Евтушенко, Окуджавы и Аксёнова, не только круг Солоухина и Глазунова, но и весь шестидесятнический кинематограф, и весь прогрессивный советский театр. И даже многие фронтовики. И даже Симонов. Наконец, власть – потому что восприняла его книгу, и поделом, как памфлет о своей беспомощности пред неизбежной катастрофой.

А они-то были уверены: всё под контролем. Уверены в том, что все балансы соблюдены.

Притом что роман вызвал колоссальный интерес, что называется, простых читателей, тот самый Суслов, что в своё время помог выстроить Кочетову карьеру, приказал свернуть едва начавшееся обсуждение романа в советской прессе. Могли последовать куда более строгие организационные выводы: падению Кочетова аплодировали бы и слева, и справа.

11 ноября 1969 года Шолохов написал Брежневу письмо: «По литературным делам мне хотелось бы сказать об одном: сейчас вокруг романа Вс. Кочетова “Чего же ты хочешь?” идут споры, разноголосица. Мне кажется, что не надо ударять по Кочетову. Он попытался сделать важное и нужное дело, приёмом памфлета разоблачая проникновение в наше общество идеологических диверсантов. Не всегда написанное им в романе – на должном уровне, но нападать сегодня на Кочетова вряд ли полезно для нашего дела».

Шолохов по-прежнему был уверен, что дело у него с вождями – общее.

С Кочетовым он расходился по большому счёту если только стилистически. Зато Шолохову было очевидно, что он не слишком ошибся в своих давних к нему симпатиях.

Шолоховскую просьбу учли. Кочетова оставили на должности главного редактора «Октября» и не подвергли публичной критике. Однако его роману не дали хода ни в Москве, ни в Ленинграде. Милостиво позволили издать в Минске минимальным по тем временам тиражом в 60 тысяч экземпляров. И больше не переиздавали никогда.

Роман скоро забылся.

Спустя четыре года больной раком Кочетов, не дописав очередной своей книги, покончит жизнь самоубийством.

* * *