Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Увы, и это, наверное, не остановило бы огульную десталинизацию, переросшую в десоветизацию.

И всё-таки…

Оттепели не хватило даже на то, чтобы оставить в покое Иосифа Бродского и дать ему право работать внутри русской советской словесности, где он имел бы своё место, как имел его Александр Кушнер и как обрёл его, пусть с запозданием, Евгений Рейн.

Оттепели не хватило на то, чтоб спокойно легализовать в литературе Владимира Высоцкого и определить ему своё место: всенародного барда и крепкого поэта второго ряда.

Оттепели не хватило на то, чтоб пустить в литературу Леонида Губанова или Эдуарда Лимонова, нашедшего бы своё место между Велимиром Хлебниковым и обэриутами.

Оттепели не хватило на то, чтоб поставить не на этих самых перехваленных «шестидесятников», а на «тихую лирику» – поэтическое течение, оформленное в статьях литературоведа Вадима Кожинова и объединившее таких поэтов, как Юрий Кузнецов, Николай Рубцов, Алексей Прасолов, Анатолий Передреев, едва различимых на фоне знаменитых и шумных коллег.

Оттепели не хватило на то, чтоб власть взяла «русскую партию» в союзники.

В июле 1969-го у Шолохова в гостях были основные представители этой, сформировавшейся уже группы: упомянутый Вадим Кожинов, литературоведы Пётр Палиевский, Сергей Семанов, поэт и публицист Феликс Чуев.

Шолохов сказал тогда:

– Нас обвиняют в тёмном национализме. Нас обвиняют даже в антисемитизме. Это неверно. Не мы антисемиты. Это они – русофобы.

* * *

Оттепели не хватило ещё на одного советского литератора, у которого, казалось бы, писательская судьба сложилась в полной мере.

Речь о Всеволоде Анисимовиче Кочетове. Он родился в 1912 году в Новгороде, в крестьянской семье. В 1927 году переехал в Ленинград. Отечественную прошёл военкором, был ранен, награждён. Успех ему принёс роман 1952 года «Журбины» о жизни рабочих судоверфи, тут же отмеченный Шолоховым: «Кто из писателей вошёл как друг и близкий человек в какую-нибудь рабочую семью или семью инженера, новатора производства, партийного работника завода? Считанные единицы. Иначе Журбиных открыли бы в Москве значительно раньше, чем Кочетов в Ленинграде».

Судьба его складывалась вполне удачно: сначала, в 1955 году, по протекции Суслова, он, как мы помним, возглавил «Литературную газету», а затем, в 1961-м, журнал «Октябрь». Шолохов внимательно следил за ним, стараясь читать каждую новую книгу Кочетова. После выхода в 1958 году романа «Братья Ершовы» признался: «Я бы так о рабочем классе не смог написать». Есть несколько живых фотографий, где они общаются: Шолохов всегда смотрит на Кочетова с любопытством.

Кочетов не являлся прозаиком того уровня, что Шолохов, но он умел делать сюжет, держать повествование, давать человеческие типы, и, самое главное, он был поразительно честным, по-настоящему идейным человеком. В каком-то смысле, советским праведником, с которым с каждым годом всё сложнее было уживаться самой советской власти.

В 1969 году, написав роман «Чего же ты хочешь?» и опубликовав его в номерах 9—11 «Октября», Кочетов добился того, что мало кому удавалось: он вызвал одновременный гнев сразу и власти, и либеральной фронды, и фронды правомонархической, и европейских «левых».

Роман был написан с явным публицистическим пережимом, но вместе с тем содержал в себе ряд диагнозов, на которые стоило бы уже тогда обратить внимание. Главная мысль романиста была очевидна: гигантскую державу под названием СССР, менее четверти века назад победившую страшное мировое зло, никто за ту победу не простил. Уничтожить её военным путём не удастся, зато можно обратить в свою веру какую-то часть творческой интеллигенции, используя их напрямую или втёмную, пользуясь их идеализмом, или глупостью, или тщеславием.

Согласно сюжету, британское издательство «New World» направило в Советский Союз группу разнообразных специалистов, выдающих себя за искусствоведов. В состав группы входят бывший эсэсовец Уве Клауберг, российский эмигрант, также служивший в фашистской армии, Пётр Сабуров, представитель американских спецслужб Юджин Росс, американская славистка и агент ЦРУ Порция Браун (на самом деле Цандлер).

Браун рассказывает, как будет выглядеть крах советского проекта: «Брожение умов в университете, подпольные журналы, листовки. Полное сокрушение прежних кумиров и авторитетов… Ослабнет комсомол, в формальность превратятся их собрания, их политическая учёба. Всё будет только для видимости, для декорума…

А тогда в среде равнодушных, безразличных к общественному, которые не будут ничему мешать, возможным станет постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях таких людей, которым больше по душе строй западный, а не советский, не коммунистический. Это процесс неторопливый, кропотливый, но пока единственно возможный. Имею в виду Россию. С некоторыми другими социалистическими странами будет, думаю, легче».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное