Шопинг с Санта Клаусом

   Александр Андреевич все еще не пришел, и сидеть, как сирота мексиканская, дожидаясь его появления, я не собиралась. Пусть теперь он меня подождет!

   Я соскочила с диванчика и бодрым шагом направилась к выходу, даже не подумав, что не одета для вечерней прогулки по зимнему парку – текила и журналистский азарт подогревали меня изнутри. Да и не тянул на гордое звание парка микроскопический зеленый оазис, цветом и размером напоминающий подгнивший пучок салата.

   – Ау! Кто тут есть? – позвала я, войдя в чахлый скверик по гравийной дорожке, скрипящей под ногами почти так же противно, как песок на зубах.

   Над моей головой нависали черно-бурые дубовые ветви, с них то и дело шлепались тяжелые капли, способные за весьма непродолжительное время испортить мою свежую прическу.

   – Ну, где же вы? – крикнула я, раздражаясь и начиная замерзать.

   – Идите сюда! – послышалось совсем рядом.

   Я обняла себя за плечи и пошла на голос. Свет фонарика ударил мне в лицо, вынудив зажмуриться, тут же скользнул в сторону, пропал и снова вернулся – совсем как луч пограничного прожектора, нащупавший в море чужое судно. Дальше по сюжету должна была взреветь сирена, но послышался только окрик:

   – Ленка, стой! Ты куда?!

   Встревоженный голос Александра донесся со стороны гостиницы. Я оглянулась, но ничего не увидела: в глазах, ослепленных «прожектором», плавали цветные пятна.

   – Са…

   Позвать друга я не успела. Твердая мозолистая ладонь зажала мне рот, а крепкий, как дубовая ветка, локоть сдавил мое горло. Я поняла, что чувствует воздушный шарик, когда его туго-натуго перетягивают ниткой, и для полноты образа и подобия даже взлетела. Не так высоко, как воздушный шар – в дубовую крону не въехала, – но сцепление с гравием потеряла и задергалась, беззвучно протестуя.

   – Вякнешь – я и тебя задушу! – уверенно пообещал мне в ухо уже узнаваемый голос.

   «Ну, вот! – совершенно некстати обрадовался мой внутренний голос. – Еще одна идиотка сэкономила денежки! Смотри, тебе совершенно задаром позволили узнать, кто задушил Юрика Солнцева!»

   Ответить я, разумеется, не могла – не хотела разделить судьбу гадкого Юрика.

   – Шевелись! – шикнул убийца. – Живо, топай и помалкивай!

   Меня поставили на ноги и тут же дернули за шиворот, заваливая назад. Мой инстинктивный порыв к сопротивлению намертво задавила мысль о том, как безобразно растянется ворот хорошенькой розовой кофточки, если мы с убийцей начнем игру в тяни-толкай. Я бросила исполненный сожаления взгляд на освещенный фасад отеля, перечеркнутый ветвями разделяющих нас деревьев, и с прискорбием повиновалась чужой злой воле.

   Злодей протащил меня через скверик и с разбегу зашвырнул в открытую дверь автомобиля. Будь противоположная дверь тоже распахнута, я бы просвистела по скользкому сиденью насквозь и вывалилась на дорогу с другой стороны, но та дверца была закрыта. Я въехала в нее головой, машинально посетовала, что прическа моя теперь испорчена так же, как кофточка, а в следующий момент почувствовала жуткую боль: этот гад уселся мне на ноги! И тут же улегся! Еще поворочался, словно стараясь устроиться поудобнее!

   «Как татарский хан на телах плененных русских витязей!» – внутренний голос вспомнил исторический прецедент, зафиксированный в летописях.

   – Хочешь еще пожить – лежи тихо! – дохнул мне в ухо последователь татарского хана.

   Хлопнула дверца, потом еще одна. Водительское сиденье скрипнуло, принимая в себя другого оккупанта. Негромко заурчал мотор, машина тронулась, а этот гад, придавивший меня, как злая кошка бедную мышку, противно хихикнул:

   – Тише едешь – дольше будешь!

   – Остроумный, гад, – угрюмо пробурчал мой внутренний голос.

   Кажется, впервые в жизни меня совершенно не обрадовало проявленное мужчиной чувство юмора.

   Мысль о том, что убивать меня будут весело, с шутками и прибаутками, на оптимистичный прогноз развития событий не тянула.

   31

   Инспектор Виккерс – уже не при исполнении – сидел в своем любимом кресле с потертой гобеленовой обивкой и неспешно попивал собственноручно приготовленный глинтвейн. Напиток получился в меру горячим, сдобренным специями не чересчур, а в самый раз. Было очень приятно потягивать ароматное вино, поглядывая в окно, за которым дождь и ветер уже соткали серые, как холстина, сумерки.

   – Айн, цвай, драй! – взглянув на часы, скомандовал Руди, и фонари во дворе соседей послушно загорелись розовым.

   Лампы медленно меняли цвет: сначала на желтый, потом на белый и, наконец, на светло-голубой. Большой фонарь у крыльца сделался похож на бледный цветок крокуса, а те маленькие, что протянулись по дальней стороне участка, напоминали дырочки на ремне. Аккуратные маленькие проколы, сделанные толстой иглой.