Шопинг с Санта Клаусом. Любовные игры по Интернету

Гадюкин коротко рыкнул, дернул узел галстука, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и на полтона ниже пожаловался:

– Ну, положим, о том, что в нашем дружном телевизионном коллективе руководителя за глаза называют гадом, я и так знал.

Юрик тактично промолчал. Гадом Василия Онуфриевича называли во всех коллективах, которыми он руководил, зачастую добавляя к этому слову из трех букв еще более ругательные, производные от других коротких слов.

– Но почему же она не смогла справиться без меня?! – возмутился Гадюкин. – А Рябушкин ей что, не мужик? Или он вообще ни на что не годен?!

Он требовательно посмотрел на помощника, но тот предпочел выдержать паузу. Неожиданно вскрывшиеся сложные взаимоотношения шефа с редакторшей новостей не сильно удивили Юрика: Василий Онуфриевич частенько проявлял интерес к симпатичным сотрудницам, хотя в ответной реакции никто из представительниц трудового коллектива до сих пор замечен не был. А вот упоминание в том же контексте знатного студийного ловеласа Рябушкина, о котором ходили упорные слухи, что он очень даже мужик и годится на многое, интриговало и будило фантазию.

Воображение Юрика принялось рисовать очертания классического любовного треугольника, но Гадюкин испортил ему всю пространственную геометрию неожиданным заявлением:

– Юра, ты немедленно отправляешься к ним! Я сам не могу, а там конкретный мужик нужен, а то запорют, гнилые интеллигенты, все дело!

– Куда – к ним? – струхнул помощник, смущенное воображение которого торопливо переформатировало тругольник в квадрат, конфигуративно совпадающий с очертаниями огромной многоспальной кровати, способной вместить и бесследно поглотить как интеллигентов, так и конкретных мужиков. – Василий Онуфриевич, я же это… Я женат!

– Жене скажешь, что отпуск я тебе не дал, так что в Париж свой полетите не на Новый год, а на майские праздники! – рявкнул директор. – Живо бери билет и ближайшим рейсом в Берлин! И никаких возражений! Ты сейчас один у нас с открытой шенгенской визой!

Безудержный гнев Василия Онуфриевича сулил помощнику в дополнение к открытой визе пару закрытых переломов, поэтому дальнейших возражений со стороны подчиненного не последовало.

Супругу Солнцева это обстоятельство очень расстроило, но в срочную командировку в столицу Германии Юрику предстояло лететь в одиночку.

4

– Пропустите, граждане! Пропустите! – шумел Вадик, проталкиваясь к купе проводницы.

Шумел он эффектно (пол-литра виски мы распили не зря!), но результативную шутку про султанского слона больше не использовал – настроение было совсем не то, чтобы веселиться. Утеря священного контракта грозила нам с напарником крупными неприятностями со стороны шефа и его партнеров по бизнесу.

Лисьей манерой Василия Онуфриевича Гадюкина именовать своих сотрудников «братцами» обманываться не стоило. «Видал я такого родственничка в гробу, в белых тапках!» – емко высказывался по этому поводу Вадик. К сожалению, гораздо более вероятным представлялось, что в сосновый ящик сыграем мы с ним. Денежный немецкий контракт призван был спасти нашу телекомпанию от крайне нежелательного слияния с медиахолдингом, у хозяина которого имелись давние контры с Гадюкиным: в не столь далеком прошлом они оба являлись топ-менеджерами соперничающих бандформирований и в новые времена не затруднились перенести кровавую драку на поприще легального бизнеса. Не нужно было быть большим специалистом по жизни и быту отечественных мафиозных группировок, чтобы понять: без спасительного контракта Гадюкин и его бизнес-банда встретят нас с Вадиком отнюдь не хлебом-солью. «Не с калачами, а с «калашами»! – мрачно сострил мой напарник.

Умирать в расцвете лет решительно не хотелось, хотелось как-то спасти ситуацию и себя с ней заодно.

В узком коридорчике у служебного купе толпились люди.

– Граждане! – проникновенно сказал им Вадик, пробившись в первый ряд. – Разойдитесь! Сейчас не время думать о суетном и вымогать у проводников чай и белье. Родина в опасности!

– Вах, дарагой, нэ мешай! – с досадой отмахнулся от оратора горбоносый дядечка, по лицу и акценту которого можно было предположить, что его родина в опасности со времен Шамиля. – Дэвушка!

– Девушка! – поправил произношение кавказца Вадик и продолжил свою линию: – У вас в поезде воры! Нас только что ограбили!

– О, еще один раззява! – поразительно хладнокровно резюмировала «девушка» – массивная тетка возрастом хорошо за сорок.

Она подняла на Вадика лазоревые глазки и неожиданно бешено рявкнула:

– А кто за вашими кошельками смотреть должен?! Пушкин?! Поездная бригада за вещи пассажиров ответственности не несет!

– И меня! Меня тоже ограбили! – почти без акцента возопил кавказец. – Дэньги взяли, тэлефон взяли, записной книжка и паспорт тоже зачем-то взяли!

Граждане, сгруппировавшиеся в коридоре, заволновались, зашумели – всяк спешил сообщить о своих утратах, общий список которых обещал стать протяженным, как Байкало-Амурская магистраль.