Шопоголик и Рождество

(Просто для протокола: Дженис не игнорировала ее сообщения, они затерялись где-то в облаке, но на факты у нас больше никто внимания не обращает.)

Джесс не желает принимать ничью сторону. И вообще обсуждать все это не желает. Отвечает односложно, и помощи от нее никакой. Я накатала ей письмо на двух страницах, прося посоветовать, что мне делать, а она в ответ прислала: «Не знаю».

Тогда я попыталась обратиться за помощью к папе, но он сказал лишь: «Ой, все само утрясется». Я бросилась к Люку и получила практически тот же ответ. (Конечно, он дольше говорил, но суть его речи сводилась к тому же «Все само утрясется».) Еще он считает, что я не должна вмешиваться. Вчера вечером, например, он сказал: «Бекки, не можешь же ты отвечать за все. Ты и так взвалила на себя организацию Рождества, так не взваливай хотя бы чужие эмоции».

Звучит разумно. Но мне отчего-то кажется, что у меня нет выбора. Похоже, «эмоции» гостей тоже должен обеспечить хозяин вечеринки, вместе с салфетками, канапе и тому подобным. Потому что в противном случае может так случиться, что у нас вообще никакого Рождества не будет.

В голове у меня целыми днями крутятся все эти язвительные реплики и едкие комментарии, и я все убеждаю себя: «Должен же быть какой-то способ всех помирить». Но у меня просто нет времени всерьез над этим поразмыслить. Потому что, ко всему прочему, мне еще нужно написать речь про долбаный бильярд.

На Сент-Джеймс-стрит я отправляюсь в нарядном платье и с тщательно уложенными волосами, по дороге повторяя про себя известные мне факты о бильярде. Палка называется кий. Это я выучила. Но во всем остальном черт ногу сломит.

Есть еще «балка», «атака прицельным шаром» и «карамболь». А семьдесят шесть карамболей подряд – это фол. Вот только что такое сам карамболь, я никак не могу запомнить.

Убеждаю себя, что никто не станет устраивать мне тест на знание бильярдных терминов. К тому же я выучила несколько фраз, которые можно будет при случае ввернуть в разговоре, чтобы меня приняли за профессионала. Например: «Мне вчера такой дуплет вколотили, жуть просто!» Но я все же очень надеюсь, что мне удастся незаметно просочиться внутрь, произнести речь и улизнуть с портманто. Ну да ладно, Эдвин не даст меня в обиду. Побеседует вместо меня о всяких там дуплетах.

И да, я обдумывала вариант просто отказаться от этой идеи. Люк вчера верно сказал: «Ты не можешь отвечать за все». Я ни черта не знаю о бильярде. А Люк вообще не в курсе про портманто. Можно просто купить ему подарочный набор одеколонов, он придет в восторг, а моя жизнь станет куда проще.

Но весь этот рождественский переполох только придал мне решимости. Пускай я не могу помирить маму и Дженис. И сделать так, чтобы еловые ветки не падали с каминной полки. Зато что мне уж точно по силам, это толкнуть речь о бильярде стариканам с кожаными заплатами на локтях.

В клубе сегодня настоящий праздник. В латунных подсвечниках горят сотни свечей, повсюду слоняются завсегдатаи со стаканами в руках. Можно даже с натяжкой признать, что жизнь тут кипит. Подхожу к девяностотрехлетнему распорядителю за конторкой, и он одаривает меня знакомым взглядом: «Прочь отсюда!»

– Здравствуйте, – вежливо здороваюсь я. – Полагаю, лорд Эдвин Тоттл меня уже ожидает?

– Лорд Тоттл задерживается, – отвечает тот, изучив какие-то записи на клочке бумаги. – Он прибудет в ближайшее время.

Сердце у меня уходит в пятки. Эдвина нет? А я-то думала, он будет всюду меня водить и подсказывать, что делать.

– Никаких проблем! – Я стараюсь не выдать испуга. – А он не оставил для меня никаких сообщений? – добавляю я, заметив, что листок бумаги исписан убористым почерком.

– Оставил, – неохотно признает мужчина. – Он попросил передать вам следующее: «Разорвите их на куски, Бекки. Знаю, у вас получится. Я подъеду, как только смогу».

– Спасибо, – отвечаю я. – Что ж… Значит, я могу войти?

– Вам было выписано специальное разрешение, – крайне неодобрительным тоном отвечает старик. – Сэром Питером Леггет-Дэви лично.

Он вручает мне карточку с надписью «Гостевой пропуск», и я сую ее в карман.

– Спасибо! – слегка воспряв духом, говорю я. – Что ж, думаю, вечер будет чудный. А как вас зовут? – спрашиваю я, спохватившись.

– Сидни, – холодно отвечает распорядитель.

– Что ж, Сидни. Я Бекки, но вы это уже знаете. А когда начнется общее ежегодное собрание?

– Собрание началось в четыре часа, – Сидни указывает на двойные деревянные двери. – Насколько я знаю, ваш… вопрос будет разбираться под пунктом пятьдесят шесть. Угощайтесь шерри.

Я беру стакан, прохожу сквозь двойные двери и обнаруживаю, что обстановка в зале с камином поменялась. Теперь тут стоит длинный стол, за которым, лицом к зрителям, расселись пятеро девяностотрехлетних. Перед столом рядами выставлены кресла, по большей части пустые. Лишь кое-где сидят старички, потягивают шерри и слушают выступающих. Или клюют носом.

Что, собственно, меня нисколько не удивляет. Я усаживаюсь в кресло, а какой-то тип с седой бородой принимается вещать унылейшим голосом: