Шоссе Линкольна

На углу Девятой авеню его смерил взглядом патрулирующий улицы полицейский. На углу Десятой какой-то парень подошел к нему и предложил наркотики, а другой – свою фирму. У Одиннадцатой авеню его поманил чернокожий нищий старик, от которого он увернулся, ускорив шаг, но тут же наткнулся на нищего белого старика.

Если утром обезличенность обескураживала Эммета, сейчас он обрадовался бы ей. Он, кажется, понял, почему люди ходят по Нью-Йорку с такой целеустремленной поспешностью. Пытаются отвадить бродяг, нищих и прочий сброд.

Бар «Якорь» он нашел у самой реки – это о нем говорил парень с усиками из отеля. По названию и расположению Эммет предположил, что захаживают туда в основном моряки и служащие торгового флота. Но, если когда-то это и было правдой, то давно, много лет назад. Внутри не было ни одного посетителя, которого можно было бы признать годным для морского дела. С точки зрения Эммета, от старых попрошаек, которых он сторонился на улице, их отделяла одна черта.

Узнав от мистера Мортона, как неохотно агенты делятся контактами, Эммет переживал, что бармен будет настолько же неразговорчивым – или, может, как и служащий отеля «Саншайн», будет ждать щедрого вознаграждения. Но, когда Эммет объяснил, что ищет мужчину по фамилии Фицуильямс, бармен ответил, что он пришел по адресу. Тогда Эммет сел и заказал пиво.

Когда в начале девятого дверь в «Якорь» открылась и внутрь вошел мужчина лет шестидесяти, бармен кивнул Эммету. Эммет, не вставая с табуретки, наблюдал, как тот медленно идет к бару, берет стакан и полупустую бутылку виски и уходит к столику в углу.

Пока Фицуильямс наливал себе виски, Эммет вспоминал историю его взлета и падения, услышанную от Дачеса. Было непросто поверить, что этому худому, шаркающему, отчаявшемуся человеку когда-то щедро платили за роль Санта-Клауса. Положив деньги на стойку, Эммет подошел к столику старого артиста.

– Прошу прощения. Вы мистер Фицуильямс?

Услышав обращение «мистер», Фицуильямс немного удивился.

– Да, – с некоторой заминкой подтвердил он. – Я мистер Фицуильямс.

Сев на свободный стул, Эммет объяснил, что он друг Дачеса.

– Если не ошибаюсь, он приходил вчера поговорить с вами.

Старый артист кивнул так, будто сразу все понял, будто должен был это предвидеть.

– Да, – признался он. – Он приходил. Хотел найти отца, потому что между ними осталось незаконченное дело. Но Гарри уехал, а Дачес не знал куда, и поэтому пришел к Фицци.

Фицуильямс вяло улыбнулся.

– Я, знаете ли, старый друг семьи.

Улыбнувшись в ответ, Эммет спросил Фицуильямса, не сказал ли он Дачесу, куда уехал мистер Хьюитт.

– Сказал, – старый артист сначала кивнул, а затем сокрушенно покачал головой. – Я рассказал ему, куда уехал Гарри. В отель «Олимпик» в Сиракьюс. Туда же, думаю, поедет и Дачес. После того, как повидается с другом.

– С каким?

– А Дачес не сказал. Но он… Он живет в Гарлеме.

– В Гарлеме?

– Да. Разве не странно?

– Нет, это очень даже логично. Спасибо вам, мистер Фицуильямс. Вы очень помогли.

Когда Эммет отодвинул стул, Фицуильямс взглянул на него с удивлением.

– Вы что, уже уходите? Мы оба старые друзья Хьюиттов, мы просто обязаны выпить за них.

Эммет успел выяснить все, зачем пришел, и Билли уже наверняка гадает, куда он мог запропаститься, так что оставаться в «Якоре» не хотелось нисколько.

Но, хотя поначалу старый артист держался замкнуто, теперь было понятно, что он не хочет оставаться один. Поэтому Эммет взял у бармена еще стакан и вернулся к столику.

Фицуильямс налил им виски и поднял стакан.

– За Гарри и Дачеса.

– За Гарри и Дачеса, – повторил Эммет.

Когда оба выпили, Фицуильямс печально улыбнулся, словно вспомнив о чем-то дорогом, но грустном.

– Знаешь, почему его так зовут? Дачеса, в смысле.

– Кажется, он говорил, что родился в округе Датчесс.

– Нет, – Фицуильямс покачал головой, все так же невесело улыбаясь. – Не поэтому. Он родился здесь, на Манхэттене. Я помню ту ночь.

Фицуильямс глотнул еще, словно без этого не в силах был продолжать.

– Его мать, Дельфина, красавица-парижанка, пела о любви на манер Пиаф. До рождения Дачеса она выступала в лучших светских клубах. В «Эль Марокко», «Сторк-Клаб», «Рэйнбоу рум». Уверен, она стала бы знаменитой – по меньшей мере в Нью-Йорке – если бы не заболела так сильно. Туберкулезом, кажется. Но точно я не помню. Ужасно, да? Такая красивая женщина, подруга, умерла во цвете лет, а я даже не помню, от чего.

Он покачал головой, досадуя на себя, и поднял стакан – но не стал пить, словно почувствовал, что оскорбит этим ее память.

История смерти миссис Хьюитт привела Эммета в замешательство. В тех редких случаях, когда Дачес упоминал мать, он всегда говорил о ней так, будто она их бросила.

– Так или иначе, – продолжил Фицуильямс, – Дельфина обожала своего мальчика. Когда появлялись деньги, она припрятывала немного от Гарри и покупала сыну новую одежку. Миленькие вещички вроде этих, как же… ледерхозен. Наряжала роскошно, отпустила ему волосы до плеч. Но, когда она уже не вставала с постели и стала посылать его в питейные, чтобы привел Гарри домой, Гарри обычно…

Фицуильямс покачал головой.