Шоссе в никуда

— Умер, значит, у вас подозреваемый, — он укоризненно взглянул на Лунина, и Илье на мгновение почудилось во взгляде начальника управления что-то совсем ему не свойственное, что-то такое, что раньше Лунин мог видеть только на экране телевизора, — а ведь мы должны стать ближе к людям, отзывчивее, — в интонациях голоса тоже промелькнуло нечто смутно знакомое, почему-то ассоциирующееся с телевизионным новогодним поздравлением, — а он у вас умер. Это не хорошо, — с сожалением покачал головой Хованский, — а ведь именно по таким событиям люди будут делать выводы о нашей с вами работе.

Дмитрий Романович улыбнулся. Генералу явно нравилось, как звучит его голос.

— Так ведь это же не мы его, — попытался оправдаться Лунин, чувствуя стыд оттого, что вынужден расстраивать озаренного светом руководителя. «Странно, — промелькнула глупая мысль, — светом озаряли его еще в пятницу, а сам он сияет аж в понедельник, да еще во вторник отсвечивать будет. Неужели это оттого, что до генерала так долго доходит?»

— Я знаю, что не вы, — благосклонно кивнул Хованский, — слава богу. Но надо спросить себя, а все ли мы сделали, все ли усилия приложили, чтобы сохранить этого, несомненно, важного для нас свидетеля?

«А может, это как радиация, его облучили, вот он и сияет теперь весь? И будет нас теперь всех облучать, пока не закончится этот, как его, период полураспада?» Илья тяжело вздохнул, всем видом давая понять шефу, что усилий было приложено столько, сколько было возможно.

— Ну что-то вы совсем загрустили, Илья Олегович. — Голос Хованского сделался совсем ласковым, абсолютно похожим на голос того, кого Илья каждый вечер видел на экране телевизора. — Лично я верю, что вы сделали все от вас зависящее.

На мгновение Лунину захотелось вскочить, вытянуть руки по швам и со всей мочи гаркнуть: «Служу России!» — но он лишь стеснительно пробубнил:

— Спасибо, Дмитрий Романович.

— Да ладно, чего уж там, — отмахнулся генерал. — Сейчас как получается? Чаши весов уравнялись.

— Это какие? — опешил Илья.

— То, что вы двух подозреваемых установили, — это у нас на одной чаше, — продолжил, не обращая внимания на удивление Лунина, Хованский, — а то, что они оба у вас померли, — это на другой. Эти чаши друг друга уравновешивают. Что нам надо сделать?

— Что? — тупо повторил Лунин, у которого в голове вдруг почему-то возник наполняющийся водой бассейн, из которого в это же время по другой трубе вода почему-то вытекала.

— Нам надо склонить весы на свою сторону, — снисходительно объяснил Дмитрий Романович, — а для этого нужно окончательно убедиться, что в нашей чаше не просто подозреваемые, а действительные участники нападения. Надо, чтобы Веретенников их опознал. Фотографии же у вас имеются?

— Покойников? — уточнил Илья. — Жигалов есть точно, его криминалисты отсняли, а насчет Токовенко не уверен.

— Значит, займись, — заключил Хованский, — пусть их обоих подкрасят, подретушируют, чтоб на людей похожи были. Сфотографируешь и Веретенникову предъявишь. Если он их опознает, дело можно считать в основном раскрытым.

— Так ведь третий пока не установлен, — нерешительно пробормотал Илья.

— Ну, это плохо, — согласился Дмитрий Романович, — очень плохо, но ведь две трети ближе к единице, чем к нулю. Верно? — Он доверительно заглянул в глаза подчиненному.

— Так точно, — выпалил Лунин.

— Поэтому я и говорю: можно считать раскрытым. В основном. Но вначале надо провести опознание. — Хованский ткнул указательным пальцем на дверь, обозначая Лунину направление движения: — Дерзайте, Илья Олегович. Постарайтесь со всем управиться до Нового года. Я очень на вас рассчитываю!

Выйдя из кабинета начальника управления, Лунин аккуратно закрыл за собой дверь, с шумом выдохнул и потер глаза, которые отчего-то вдруг разболелись, возможно, ослепленные исходящим от генерала сиянием.

— Илья, у тебя все в порядке? — Светочка обеспокоенно взирала на Лунина из-за своего стола. — Ты что-то совсем бледненький. — Она хихикнула. — Будто не у Хованского, а в Кремле побывал.

Илья удивленно взглянул на Светочку и, ничего не ответив, вышел из приемной.

* * *