Шотландия

— Да вот еще, старого дурня слушаться, — отчетливо долетел до нас оттуда чей-то голос, и они гурьбой, с оружием, так и пошли своей дорогой. За ними по пятам двигались новозеландцы. Это было уже чересчур.

— Эй, вы, новозеландцы! Вы не можете здесь через реку переправляться! Считается, что это бурный поток, мы вроде как должны были шлюзы открыть!

— Да все в порядке, командир, считай, что у нас с собой оборудование мосты наводить.

И так местную оборону вынудили отступить, погрузиться в свой транспорт и отправиться обратно, но сначала Томми Адамс должен был заминировать туннель, через который собирались проехать машины новозеландцев. Томми в самый раз подходил для этой работы, так как он был бригадиром в карьере и с взрывчаткой обращаться привык. Минами ему послужили несколько старых покрышек, подожженных на дороге.

Грузовик Макуильяма замыкал колонну, отступающую к Нью-Голлоуэю, в нем сидели те же самые люди, плюс велосипед на борту. Похоже, потерь не было. О нет! Оглянувшись, мы увидели, что нас неотрывно преследует новозеландский бронеавтомобиль с открытым верхом. Наш водитель делал, что мог, чтобы оторваться на узкой петляющей дороге, но избежать пленения шансов было мало. Вскоре броневик поравнялся с нами. Нам пришлось остановиться, а иначе грузовик заехал бы в канаву. «Теперь вы пленные!» — прозвучал требовательный голос из бронеавтомобиля. «Да неужели?» — ответил один боец-ополченец. Он влез на самый верх дощатого борта и заглядывал в открытый люк башенки. Товарищ из местной обороны протянул ему полную лопату вчерашнего навоза. Импровизированный снаряд был нацелен внутрь башенки с убийственной точностью, и наш водитель включил сцепление.

Когда мы посмотрели назад, то увидели, что на дороге стоят и размахивают кулаками трое новозеландцев; но что они говорили, мы не слышали.

Военнопленный, 1944–1945 годы Роберт Гариох

Поэт Роберт Гариох попал в плен у Тобрука в июне 1944 года, когда служил в штабе 201-й гвардейской моторизованной бригады. Остаток войны он провел в лагерях для военнопленных в Италии и Германии. В представленном рассказе речь идет о том периоде, когда он находился в лагере Кьявари на Итальянской Ривьере.

Погода становилась жаркой, неприятно жаркой. С каждым днем солнце жарило все сильнее, а ночи были теплыми и душными. Хотя одежды у нас почти не было, о прохладе и говорить не приходилось. Воздух наполнился мухами: каждого человека окружало целое облако этих насекомых. Когда мы ели, то пищу приходилось держать закрытой, просовывая руку под ткань, если мы хотели взять кусочек еды. И все равно мух нужно было отгонять от себя, чтобы они в рот не залетали. Такие лагеря, как наш, забитые людьми, должно быть, казались раем, устроенным специально для мух, со всевозможными потными и грязными вещами, на которых они могли отъедаться и размножаться в громадных количествах. На походной кухне их было море, как и в нашем супе. В каждой капельке оливкового масла, что плавала на поверхности супа, входившего в наш паек, обязательно торчала маленькая муха. Наиболее брезгливым мух приходилось вылавливать, обычно из каждой ложки, что занимало практически весь вечер. Другой подход заключался в том, чтобы зажмуриться и проглотить все за один присест: вероятно, никакого особого вреда мухи и не причинили бы, но неприятна была сама мысль об этих мерзких тварях.

Обычно мы день напролет убивали мух, но, кажется, на их численности это никак не сказывалось, возможно потому, что мы не занимались этим в достаточной мере систематически. Поэтому лагерный комитет по улучшению бытовых условий организовал конкурс «Большая мухобойка». Каждый должен был собирать трупики убитых им врагов в жестянку, и тот, кто представит наибольшее число доказательств своего рвения, получит солидный приз. Мы принялись бить мух кто во что горазд. Мы изготовляли оружие из картонок и деревяшек и с энтузиазмом размахивали вокруг этими приспособлениями. В поисках добычи нам незачем было далеко ходить; мы просто стояли на месте и раз за разом шлепали по одному и тому же участку освещенной солнцем стены. Один удар зачастую приносил дюжину мух. Мы набивали банку за банкой и относили их в комитет по быту, где отмечалась дневная добыча и где избавлялись от груд мушиных трупиков — а каким образом, мы не интересовались.