— Да? — Лиза подняла на него свои большие глаза. Сколько же в них было искреннего сожаления. Нет, настоящего горя!
— Ты не можешь ей отказать. И мне тоже.
— Почему и вам?
— Потому что… потому что ты самая очаровательная девушка, какую я когда-либо встречал.
Щеки Лизы запылали, и она вдруг… развернулась, быстро-быстро пошла, едва ли не побежала. Марков смотрел, как она скрылась в конце коридора, и в растерянности почесал затылок: что он сказал не так? Тогда он пошел к Вере и честно ей все рассказал.
— Помоги мне, посоветуй, как женщина, — попросил он.
— Помогу, — пообещала Вера. — Лиза мне тоже очень нравится. Лиза, по-видимому, много настрадалась. Пусть и ей наконец улыбнется счастье.
В тот же день после работы Вера зашла в комнату Лизы и повторила приглашение, на робкие слова девушки о том, что она сожалеет, что именно в этот день занята, строго сказала:
— Надеюсь, ты не хочешь меня обидеть?
— Что вы?!
— Теперь вот что: у тебя будет слишком привлекательный кавалер. Покажи-ка мне свой гардероб. Нет, это не годится… Это тоже… Мы сейчас же поедем в магазин и кое-что тебе купим. Не спорь! Деньги отдашь, когда появятся.
— Я отдам, обязательно отдам!
Лицо Лизы светилось счастьем, Вера не выдержала, крепко обняла и расцеловала ее, почувствовав к своей юной воспитаннице материнскую привязанность; Лиза была ей как дочь, о которой Вера так всегда мечтала…
Когда Станислав заехал за Лизой, чтобы повести ее на день рождения, его ожидал настоящий сюрприз. Такой Лизы он еще не видел! В модном платье, с легким макияжем, умело взбитыми локонами медовых волос она выглядела насколько прекрасной, что Станислав потерял дар речи. Он просто смотрел и смотрел на нее, не отрывая глаз. От его взгляда Лиза окончательно растерялась.
— У меня что-то не так? — робко спросила она.
— Все так, — ответил Станислав. — Ты слишком красивая. Вот я и любуюсь.
— Это все Вера Андреевна. Она мне выбрала платье, привела к своему парикмахеру…
— Вере Андреевне довериться можно. Пойдем?
Гостей в доме Опалевых было немного: кроме самой Веры и ее мужа — мать хозяйки Анфиса Ивановна, Анатолий Анатольевич — известный хирург, его жена Зинаида Никитична — невропатолог (Лиза часто встречала ее в больнице), да они со Станиславом. Зато стол по русскому обычаю ломился от угощений. Лиза терялась в компании столь образованных, умных и известных в городе людей, поэтому в основном молчала, слушала, лишь изредка поднимая глаза. Ей до сих пор не верилось, что она, простая санитарка, вот так запросто с ними за одним столом, и каждый обращается к ней, как к равной. Лизе было необыкновенно интересно тут. Иногда, правда, разговоры сбивались на чисто профессиональные темы, виновником этого постоянно оказывался Анатолий Анатольевич, и Вера не выдержала:
— Друзья, давайте не будем сегодня ни о работе, ни о проблемах. Их столько у нас! Но хоть на один вечер устроим себе праздник.
— Желание именинницы — закон, — тут же согласились мужчины. — Выпьем за нашу Верочку.
— За меня уже пили.
— Ничего страшного, — возразил Станислав. — Мы пили и за тебя, и за маму твою Анфису Ивановну, родившую и воспитавшую такую дочь; за мужа, который сумел сохранить тебя двадцатилетней, за сына, который со временем станет новым Третьяком…
— Он не в хоккей играет.
— Неважно, все равно станет Третьяком!.. А ты, кстати, не перебивай тамаду. Так вот: пойдем по кругу. Снова пьем за новорожденную. Представляю маленькую, кричащую Верочку…
Гости часто поднимали бокалы, но пили по чуть-чуть, за исключением Лизы, которая вообще не употребляла спиртного. Чтобы поддержать дух праздника, Вера протянула Станиславу гитару, попросила спеть. Он не стал себя долго упрашивать, настроил гитару и зазвучал приятный мягкий баритон. Сменяли друг друга романсы, современные песни. Лиза внимала ему, затаив дыхание, на какой-то момент весь мир для восемнадцатилетней девочки замкнулся на Станиславе Маркове, она не видела и не слышала никого кроме СТАНИСЛАВА. Лилась и лилась мелодия, когда Марков стал исполнять песни Высоцкого и Талькова, исполнять на редкость профессионально, с теми же интонациями в голосе, Лизе показалась, что знаменитые барды никуда не уходили, что они опять рядом, с упоением и болью внимают проблемам и горестям людей…
Слушатели хлопали в ладоши, требовали: «Еще! Еще!», пока, наконец, Станислав не взмолился:
— Дайте же мне отдохнуть! Испить водицы. Да нет, не обычной, а вон той, огненной!