– Ах, сударыня, – недовольно сказал король, – мне казалось, что это пройденный этап наших отношений, что мы поняли друг друга и отпустили прошлые грехи. Давайте думать о настоящем и давать оценки нынешним поступкам.
– Я именно так и поступаю, – довольно холодно отозвалась Мария-Терезия, – что было, то прошло, вы правы: ничего уже не изменить; умершим достался покой, уцелевшим – месть.
– Месть… – тихо повторил король, внимательно глядя на жену.
– Так говорят в Испании, государь, – пояснила королева, – вам хорошо известно, что там не прощают обид.
– Откуда же мне это может быть, по вашим словам, хорошо известно? – поднял брови монарх, дрогнувшей рукой подливая себе вина.
– Так вы успели уже позабыть историю графа д’Артаньяна? – вопросом на вопрос отвечала испанка.
– А-а, тот случай в таверне, – усмехнулся король, – ну как же, разумеется, я помню, Мария. Пятеро французов перебили там, кажется, дюжину ваших соотечественников, нанятых герцогом… как его…
– Герцогом Аркосским, – подсказала королева.
– Именно, дюжину бандитов, нанятых герцогом Аркосским для убийства одного-единственного моего офицера! Клянусь душой, гранды чертовски дорого ценят французских дворян.
– Вас это радует, Людовик? – странным голосом спросила королева.
– М-м… пожалуй, да, а что?
– Просто я думаю, что то происшествие доказывает: испанцы ни перед чем не остановятся ради мести.
– А мне-то что с того, скажите? – рассмеялся Людовик XIV.
– Не знаю…
– К тому же, – посерьёзнел король, – после покушения в трактире не было предпринято никаких повторных попыток. Видать, господа кастильцы всё же хоть и обидчивый, но удивительно отходчивый народ.
– Вы полагаете? – улыбнулась королева.
– Что же мне остаётся думать – ведь д’Артаньян и по сей день цел и невредим.
– Возможно, у него нашлись могущественные заступники в Испании, – предположила Мария-Терезия.
Король побледнел, замолчав: такое и впрямь могло быть, и как он об этом не подумал раньше?.. Что, однако, скрывалось за словами жены – гипотеза или твёрдое знание?..
– Не могу представить кто, – выдавил он усмешку.
– Да хотя бы тот, кто представил его вашему величеству, – передёрнула плечами королева. – Его светлость д’Аламеда занимает весьма высокое положение в Испании.
– Трогательное определение верховной власти, Мария! – поморщился король.
– Верховной власти? До совершеннолетия моего брата… пожалуй, – не стала спорить королева.
– Так вы утверждаете, что герцог вступился за капитана моих мушкетёров?
– Я лишь сказала, что это не совсем невероятно, вот и всё.
– А зачем вы это сказали?
– Дабы вы, Людовик, не пренебрегали опасностью, грозящей вам.
– Забудем об угрозах, сударыня, – возразил король, – слава богу, в своём доме я пока в безопасности. Замечу, однако, Мария, что я крайне разочарован: память о прошлом не только жива в вашей душе, но и бьёт из вас ключом, противясь нашему сближению.
– Нет, Людовик, – покачала головой испанка, – клянусь Пресвятой Девой: я отринула гнев за прошлые ваши проступки… не простила, а уж тем паче не забыла, но лишила себя права на месть.
– Вы забываетесь, сударыня, – процедил король, отставляя бокал.
– Напротив, выхожу из забытья, Людовик. Итак, я отвернулась от прошлого и живу теперь настоящим, то есть очередным вашим преступлением.
– Сударыня! – воскликнул монарх, вне себя от возмущения.
– Бойня, устроенная вами во Франш-Конте, Людовик, – это настоящее, – неумолимо продолжала королева, – ваша порочная страсть к моей фрейлине, невесте вашего приближённого – это настоящее; ваше намерение арестовать министра, сделавшего Францию такой сильной, какой она давно уже не была, – это, увы, настоящее… И это настоящее, Людовик, настоящее, созданное и взлелеянное вами из тёмного прошлого, грозит лишить наши страны любого, даже самого ужасного будущего. Согласитесь же сами, что это недопустимо.
– Мне… – задохнулся побагровевший от неутолимого гнева король, – мне согласиться?.. Мне, королю Франции, согласиться с теми чудовищными обвинениями, что изрекаете вы, сударыня?
– Согласитесь, Людовик, – почти взмолилась Мария-Терезия, – согласитесь ради спасения собственной души.
– Только не надо душеспасительных бесед, Мария!
– Это ничего уже для вас не изменит, Людовик, – настаивала королева, – поэтому согласитесь и… покайтесь.
– Это… это становится уже попросту нелепым, – заявил король, вдруг ощутив необъяснимый, почти животный страх, – да-да, нелепым и непристойным, сударыня!.. Я ухожу…
– Куда, Людовик? – сочувственно-торжествующий голос супруги заставил Короля-Солнце содрогнуться всем телом.
Всё же он развернулся и сделал шаг по направлению к двери. Но тут из груди его вырвался нечленораздельный звук – не то рыдание, не то сдавленный крик. Ибо между ним и выходом из опочивальни, словно призрак, стоял воплощённый кошмар его ночей, пришелец из давно ушедших лет, вызов его мировому господству.
– Остановитесь, – тихо, почти ласково произнёс Арамис.
И король остановился. Он оцепенел, не в силах даже шелохнуться под гипнотизирующим взором генерала иезуитов. Наверное, именно в эту секунду он осознал, что погиб…