– Если вашему величеству угодно удалиться, смею ли я, смиренный слуга, настаивать на вашем присутствии? – почтительно обратился Арамис к королеве.
Мария-Терезия, слегка побледнев, подошла к дверям. У самого порога она обернулась и, одарив короля последним долгим взглядом, молвила:
– Прощайте, Людовик… – и скрылась в смежной комнате.
Людовик XIV и герцог д’Аламеда остались одни в опочивальне королевы. По крайней мере, так показалось королю. Странно… он – молодой, полный сил мужчина – стоял против пусть и вооружённого, но старика, однако при этом никак не мог отделаться от жуткого сознания собственной обречённости. Бывший солдат приказал ему, владыке величайшего христианского государства, остановиться – и он замер, трепеща, как кролик перед удавом.
Словно прочитав мысли короля, тот негромко, но внятно повторил слова, так возмутившие некогда его солнцеподобное величество:
– В моём присутствии остановилось Солнце.
– Вы… убьёте меня, верно? – встрепенулся монарх, пытаясь вложить в голос как можно больше твёрдости.
Арамис в ответ лишь обезоруживающе покачал головой, доставив королю небывалое облегчение.
– Значит, вы не затем явились сюда, герцог?
– Вспомните, я мог убить вас ещё тогда, в Во, – презрительно отозвался Арамис, – вы тогда были в нашей власти – моей и господина дю Валлона, которого позднее вы погубили.
– Он сам похоронил себя под скалами, – затрепетал король, чувствуя, как жизнь, казавшаяся столь близкой и возможной, вновь ускользает от него.
Но герцог был, казалось, совершенно спокоен и невозмутим:
– Не будем препираться, мы здесь не для этого.
– Да, вы правы, – поспешно согласился Людовик.
И добавил:
– Но если вы не имеете намерения лишать меня жизни, то, несомненно, преследуете иную цель. Что ж, в моём положении неуместно становиться в позу, я готов к переговорам. Выдвигайте ваши условия, сударь, я слушаю.
– А что вы можете мне предложить? – небрежно поинтересовался Арамис.
Тон, которым был задан вопрос, показался королю оскорбительным, но он не подал виду, что взбешён.
– Многое, сударь, – веско произнёс он, – и прежде всего мир.
– Звучит заманчиво, – задумался герцог д’Аламеда, – однако… мир миру рознь.
– Я очень хорошо понимаю это, герцог, – кивнул король, – и вот условия мирного соглашения: я немедленно приказываю отвести войска от границ Франш-Конте…
– Превосходно, – заметил Арамис, – и вот надо же было мне явиться сюда лично, чтобы убедить вас в необходимости компромисса. Ведь и в прошлый раз оказалось недостаточно подвижничества отца д’Олива, не так ли?
– Главное то, что с Божьей помощью всё может разрешиться, – возразил Людовик, – тому порукой моё слово.
– Неужели? – улыбнулся генерал ордена. – Я и рассчитывать не смел на такую гарантию. Боже правый, поручительство совсем под стать вашей подписи под прошлогодним конкордатом. Испанцы могут спать спокойно…
– Вы оскорбляете меня, сударь, – прошептал король, – оскорбляете дворянина, дворянство которого не хуже вашего, полагаю, и при этом всё ещё не даёте ему взяться за шпагу? Недурно. Славные обычаи были в ходу у мушкетёров моего отца, право!
– Да, не даю вам взяться за шпагу, – сокрушённо подтвердил Арамис, – и на то есть две веские причины.
– Какие же? – с вызовом бросил Людовик XIV.
– О, на первую из них мне даже как-то неловко указывать вам, сударь, – усмехнулся Арамис, – но, так и быть, скажу: мы с вами находимся на французской земле, где дуэли запрещены эдиктами кардинала Ришелье. Вот уж не думал, что мне придётся когда-либо напоминать об этом вам. Что до второй причины, то о ней я уже имел честь упомянуть несколько ранее: я не имею намерения вас убивать, что неминуемо произошло бы, скрести мы с вами шпаги.
– Снова оскорбления, – стиснул зубы король.
– Помилуй Бог, чем вы оскорблены? – искренне поразился герцог д’Аламеда.
– По-моему, когда бывший подданный в беседе с королём величает его сударем, король вправе почувствовать себя оскорблённым, чёрт возьми! – с деланной бравадой воскликнул король, рассчитывая на то, что его услышат снаружи.
– Извольте говорить тише, – как-то безразлично молвил Арамис. – Что до ваших обид, то могу ответить вам так: разумеется, при тех обстоятельствах, на которые вы ссылаетесь, даже самый добрый король вправе разгневаться на согрешившего дворянина. Король, но… не вы.
– Король, но не я? – поразился Людовик. – Кто же я, по-вашему?
– Государственный преступник, – с готовностью отвечал генерал иезуитов.
– А кто в таком случае король Франции, сударь? – ненавидяще прошипел Людовик XIV. – Уж не вы ли претендуете на мой трон?
– Такое предположение не делает чести ни вашей логике, ни вашему остроумию, – заметил Арамис, – впрочем, о хорошей памяти оно тоже не говорит.
– О чём это вы? – подозрительно осведомился король.
– Да всего лишь о том, клянусь честью, что, порывшись хорошенько в своём прошлом, вы легко вспомните, кто, по-моему, является законным наследником Людовика Справедливого, – спокойно проговорил герцог д’Аламеда.
– Вот на что вы рассчитываете! – заносчиво усмехнулся король.
– Да, на это.
– Глупо, сударь, – нравоучительным тоном сказал Людовик.