Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

Как выяснилось из допроса, все Гришанины прегрешения по отдельности вовсе не выглядели такими уж и страшными. Ну, сходил пару раз на собрание стригольнической общины, послушал проповеди отца Алексея - человека, между прочим, весьма неглупого - и что же? Велик грех, конечно, да замолить можно. Далее: глумы да кощуны. Сиречь - глумление над святой церковью, да кощунственное сомнение в некоторых догматах веры. Тут дело серьезнее. Нехорошей статьей пахнет. Штрафом огромным - а откуда у Гришани такие деньги? Тогда - ссылка в дальний монастырь на веки вечные - это в лучшем случае. В худшем и говорить не стоит... Впрочем, сие прегрешение еще доказать надобно. Рисунки глумливые? А кто сказал, что они именно из Гришаниной кельи? Он что, их подписывал?

- Подписывал, Олег Иваныч.

- Вот идиот-то! Пес преглупейший. Рисовать - рисовал, но зачем подписывать-то?

Гришаня неожиданно улыбнулся и пояснил, что уж больно красивы картинки получились... те, которые "глумы".

- Красивы... Тьфу-ты! Знаешь, что это? Гордыня! А что есть гордыня?

- Смертный грех.

- Вот, вот! Вот теперь думай, как бы глазоньки твои красивые железом каленым не выжгли. Да только реветь сейчас не вздумай, не до того. На вот, кваску хлебни лучше. Что еще так за тобой имеется? Надеюсь, не кража государственной собственности в особо крупных размерах?

Нет, следующим Гришаниным грехом оказалась не кража... Дело похуже было. Называется: "осквернение христианских праздников языческими сексуальными игрищами". Именно так записал бы диспозицию данной статьи Олег Иваныч. А конкретно: бегали в ночь на Ивана Купалу несколько отроков с отроковицами же по лугам в чем мать родила. В том числе и Гришаня. На качелях качались. Потом через костер в том же виде скакали. Потом... В общем, предавались блуду. И это за пять с половиной веков до сексуальной революции! Ну, блуд - ладно... Раннее начало половой жизни тут в порядке вещей. Только не в ночь на Ивана Купалу! Блуд блудом - в данном случае дело не в этом. В язычестве поганом, вот в чем! Костры, качели... Будут тебе и качели - "дыба" называются - и костер, может статься, будет... Хоть и гуманен суд новгородский, да бывали случаи. Лет двадцать назад сожгли тут одних за грехи куда меньшие...

- Чего шлялся-то по лугам этим?

- Так весело ж!

- Весело ему... Ну, веселись теперь. А вообще - хорошо, хоть про меня вспомнил. Теперь вместе думать будем, как быть. Подай-ка квасу. Яд-то тебе даден уже?

- Нет еще... - Гришаня покачал головой, улыбнулся несмело.

Олег Иваныч задумался. По идее, лучше б было рассказать все Ионе, да вот только проклянет потом владыко Гришаню, родственничка своего незадачливого. На веки вечные проклянет и грехи замаливать в монастырь дальний отправит - к бабке не ходи. А ведь, кроме Ионы, еще и Пимен имеется, и Феофилакт, и Варсонофий. Да еще митрополит в Москве, церкви глава православной. Кто их знает, как они в таком разе к отроку отнесутся? Уж больно много всего набирается. Нет, ничего говорить Ионе не надо, а предупредить тайно нужно. Инкогнито. Чтоб опасался яда. А яд этот у Ставра пускай отрок возьмет... А может, не брать? Вообще, лучше б Гришане свалить куда подальше.

Услыхав про "куда подальше", Гришаня кивнул, согласился. Многое произойти может, покуда его не будет. Да и все прегрешения со временем забудутся.

Олег Иваныч усмехнулся... Ну да, забудутся, как же! Плохо Гриша Ставра-боярина знает! Однако вслух ничего не сказал, не стал расстраивать повеселевшего отрока. С чего тот радовался - было не очень понятно, вроде ведь ничего конкретно и не решили. Но, с другой стороны, выговориться, поведать страшную свою тайну знающему человеку - это само по себе было уже большим делом. Тем более - не чужой человек Гришане Олег Иваныч, как сам отрок говорил - "отца вместо"...

Потом уже, как почивать собрались, вспомнил Олег Иваныч про записку. Вытащил, разгладил бережно, подозвал Гришаню. Глянь-ка...

Гришаня голову почесал, нос смешно поморщил, сказал, что грамотку сию разгадать трудновато будет. Может, утром лучше?

- Не фиг, - тут же пресек Гришанину леность Олег Иваныч. - Понимаю, что трудно. - Усмехнулся, съязвил, не удержавшись: - Это тебе не групповуху в лугах устраивать, тут думать надо.

Отрок махнул рукой, уселся за стол, бумаги лист попросил да перо гусиное...

Начал буквицы в строчку выписывать. Аккуратно так, одну под другой. Олег Иваныч за спиной стоял, дивился.

ТТТ - под Б, Ш - под В, и так далее.

Гласных букв почему-то не было вовсе.

- А они и не меняются, - обернувшись, пояснил Гришаня. - То литорея книжная. Смотри, Олег Иваныч: каждой верхней буквице - нижняя соответствует, и наоборот... Видишь?

Олег Иваныч кивнул.

- А раз видишь, так на, читай теперь, а я спать пойду... Вон, буквы-то все выписаны.

Отпустив сонного Гришаню, Олег Иваныч придвинул к себе Софьину записку. Надписал сверху нужные буквы...