Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

"Наконец благодарю тебя, господине, за спасение от злоковарных татей на пути из Тихвина. Думаю, пристало нам встретиться, если на то Божья воля будет и твое разумение. О чести моей не печалься, я женщина новугородска вольная и сама себе хозяйка, и ты, господине, порухой мне не будешь, ибо иного благородному рыцарю и вовек не сталось. О встрече договоримся через Никодима, молю тя, тайно делай сие, ибо есть у меня могущественный враг из числа новгородских herrensrat. Софья".

Ниже была приписка: "Встречи жду".

Олег Иваныч неожиданно покраснел. Давненько не получал он любовных записок, класса с пятого, но почему посчитал сию записку любовной - сказать не мог бы. Посчитал почему-то, и все тут!

"Могущественный враг"... Ну, это, знамо дело, - Ставр, кто ж еще-то? Ой, не зря он в церковь Михаила на Прусскую шляется. С Федоровского-то ручья, чай, не ближний свет.

"Встречи жду". Ах, Господи...

Олег Иваныч потянулся. За окнами кричали первые петухи. Наступало серое осеннее утро.

Глава 8

Новгород. Октябрь 1470 г.

Он сокрушенно думал: "Напрасные мечты!

Меня своей любовью не осчастливишь ты,

А без тебя в могилу сведет меня тоска".

То в жар, то в дрожь от этих дум бросало смельчака.

"Песнь о Нибелунгах", Авентюра Пятая

Как дело измены,

Как совесть тирана

Осенняя ночка темна...

Революционная песня

Ночь, холодная октябрьская ночь, была темна и ненастна. Черные, похожие на гнилые потроха тучи давили на спящий город, на каждого человечка в нем, от знатного боярина до самого худого шильника, каким-то жутким колдовским прессом. Словно чувствуя это давление, мычала неспокойно скотина в усадьбах, глухо ворчали псы. Дул ветер, швырял заряды мокрого - пополам с дождем снега, шевелил корявые ветки деревьев, неприлично голые, склизкие. Иногда порывы ветра становились сильнее, и тогда, словно злобствуя, расходились по сторонам тучи, и проглядывал на какой-то миг месяц - большой, кроваво-красный, чем-то похожий на пережаренный блин. Потом тучи снова сходились, проглатывая попавший в ловушку месяц, как болотная тина. Каркали - кликали беду вороны, перекрикивая ветер. Где-то за городской стеной, в лесах, выли волки.

Бились о стылые берега черные воды Федоровского ручья, еще не схваченные льдом, но уже давно готовые к этому - холодные, грязные, вздувшиеся после осенних дождей почти до самого настила деревянного моста.

Вдоль ручья, оглядываясь, словно волки, медленно шли двое. Сторожились - не поскользнуться бы, не свалиться в черную хладную жижу. Возникли - словно бы ниоткуда - напротив церкви Федора Стратилата. Тащили большой мешок, вполголоса ругаясь. Вернее, тащил-то один - бугаистый мужичага. Второй - мелкий плюгавец - шагал позади, подгоняя. Погодка была нелюдская, а им в самый раз! Нет лишних глаз, и вряд ли встретится на пути запоздалый прохожий.

Ветер в который раз развел тучи. Показавшаяся на миг луна, скорее лишь только самый ее краешек - осветила лица путников тусклым багряным светом. Тупую бородатую рожу бугая и недовольно скривившуюся физиономию плюгавого - с длинной козлиной бороденкой.

- Поторапливайся, - недовольно взглянув на луну, поморщился плюгавец. Не ровен час...

- Так, может, тут и бросим? Все равно течением унесет.

- Цыц! - неожиданно рассердился плюгавец. - Делай что велено, а не то ужо, все обскажу боярину.

- Что ты, что ты, кормилец?! - не на шутку испугался бугай. - Я же так просто ляпнул, не подумавши...

- Вот и не мели языком почем зря! Под ноги смотри лучше.

Скрытые мраком ночи, они прошли вверх по течению ручья и вышли к городской стене, темная громада которой смутно угадывалась впереди. Справа, за черными стволами деревьев, маячила ограда усадьбы. Не богатой, но и не такой уж бедной. Не высок тын, да и не низок, за ним терем не терем, но домина справный, о двух этажах, с подклетью. К самому ручью от усадьбы спускались узкие деревянные мосточки, к мосточкам была привязана лодка-долбленка - видно, не успели хозяева прибрать на зиму, а может, и не собирались прибирать - кому она нужна-то, и так перезимует.

- Ну, пришли, кажись, - подозрительно поглядев в сторону усадьбы, тихо произнес козлобородый. - Давай, развязывай.

- Так, может, так?..

- Я те дам - так! Боярин что наказывал?

Мешок развязали. Что-то достав из него, поднесли к лодке и тихо, не раскачивая, швырнули в воду. Чуть всплеснулись черные воды ручья, всплеск этот вряд ли был слышен кому-либо, заглушенный воем ветра да истошным лаем цепных псов за оградой усадьбы.

- Ишь, разлаялись, курвы, - оглянувшись, злобно прошептал плюгавец. Поспешать надо одначе...

- Не утянет теченьем-то? - вдруг озаботился бугай.

- Не утянет, тут каменюки кругом да топляк. Ладно, пошли, пора уж.

Той же дорогой они спустились вниз по ручью и исчезли в зарослях напротив церкви Федора Стратилата. За восточной стеной смурное небо окрасилось алым.