Читаем Шпана и первая любовь 2 полностью

Взрыв негативных эмоций в голове Шпаны едва не вырвался в удар наружу. Ещё мгновение и молоток углубился бы в пасть, кроша зубы. Данила смотрел исподлобья: «А дальше стало бы невозможным остановиться. Молотил и молотил бы рожу отчима, творя кровавое месиво». Он тряхнул головой сбрасывая жуткое наваждение, произнёс:

– За тебя сидеть после – западло.

– Что?

Данила прошёл мимо отчима, намеренно задел плечом. От толчка отчим пошатнулся, ударился спиной об стену. Издав нечленораздельный звук, похожий на кваканье, продолжил говорить:

– Хочешь сказать, я проиграю тебе? Да я тебя разорву, как… – Отчим поперхнулся, откашлялся, глотнул коньяку. – Как штопанную-перештопанную грелку. – Опираясь рукой об стену, он повернулся затылком к пасынку, чтобы пройти к себе в комнату. – Ладно, грелка, жри свою кашу.

Терпение Данилы иссякло. Он кинул молоток на пол: боялся проломить голову, – схватил табурет, который минутой раньше принёс из кухни и поставил возле зеркала, и ударил ненавидимую башку по затылку. Удар получился несильный – в последнее мгновение Данила остановил замах и получился тычок, – но достаточный, чтобы отчим свалился головой вперёд в кладовую. Бутылка коньяка выпала из руки, встала на дно, пошатнулась и не упала. Коньяк не пролился. Несколько секунд Данила смотрел на нечаянный фокус и дивился везучести отчима: у него даже коньяк ни на каплю не выплеснулся. Хотя, возможно, повезло коньяку, а не ему. Шпана опомнился, схватил молоток, табурет, куртку и кроссовки, выбежал в подъезд, оставив дверь открытой.

«Всё. Это всё! – крикнула паническая мысль. – Эта шкура если живой, посадит меня. А если не живой – бежать?!»

– Э-э, щ-ща-а я ма-а-мм… – прозвучало из квартиры.

Данила улыбнулся: сейчас отчим маме пожалуется, – натянул кроссовки на ноги, вылетел из подъезда. Побежал к ближнему углу дома. «Жив. Значит, только посадит». Шпана пребывал в полном восторге от самого себя: случилось! Он рихтанул скуластую презренную морду!

– Завалю шакала, – сквозь стиснутые зубы прорычал Данила, выкинул кулак с молотком вверх. – Че Гевара! Мочи хлебала оные!

Окрылённый подвигом, Шпана решил не дожидаться темноты, а расколотить окно сейчас.

– Прямо сейчас! Пока небо сохнет! – Данила мчался по сырой траве, старался держаться деревьев и кустов, чтобы меньше привлекать внимание; на лице – лёгкая улыбка, мечтающие глаза, а в голове метались мысли: «Кому же подарить цветы?»

Пять минут Данила пялился широкими глазами на стёкла окон. Вазу с белым букетом – убрали.

– Скажите мне, пожалуйста, – шёпотом произносил Шпана, – что окна запылились и я не вижу, что за ними. Не те окна? Конечно те. Те же шторы видны, и стёкла ни на один микрон не запылились.

На случай – если всё-таки ошибся, Данила прошёлся от угла до угла дома, внимательно разглядывая окна: нет нигде цветов! Он подошёл к окну, где недавно ещё красовался букет лилий.

– Судьба, я что-то не пойму. Я разве родился подлянки коллекционировать, а?! Не, ну, сс… Не, ну, пп… – Шпана грохнул молотком в землю. – Ну почему такая подлость… и снова ко мне пришлёпала? – Взгляд Данилы опустился на табурет, воткнувший ребро сиденья в ногу. Размах – и комната поглотила табурет сквозь дребезг и брызги стекла. Молоток приняло окно той же квартиры – слева.

Шпана летел вдоль дома, словно радостный ветер подгонял его мощными дружескими пинками; на фоне враждебности к ситуации его разбирал нервный смех.

– Милиция! – верещал далеко за спиной женский голос. – Милиция! Вон он, вон он!

Мизерный осколок от разбившегося стекла воткнулся в правое веко Данилы.

– Вот злобучая стекляшка, будто в отместку. – Данила остановился, чтобы вытащить стёклышко, спиной чувствуя несуществующую погоню. На этот раз жизнь натянула слабую улыбку: осколок удалось с первого раза подцепить ногтями и вытянуть. Шпана машинально сунул его в карман брюк: на память? Когда удалился шагов на сто от места «убежавшего букета», решил: это улика, – и выкинул. Правда, пока пальцы елозили в поиске по материи кармана, стеклянный осколок успел вонзиться под ноготь мизинца.

Данила пробежал несколько дворов, петляя по закоулкам. Наконец остановился, чтобы отдышаться и оглядеться – нет ли погони.

– И какой же я везучий! Прям победитель. Выиграл приз с момента зачатия… в спринте по темноте за победу к свету! Победителю кубок – жизнь собачья. Аплодисменты мне, люди-и-и!

Шпана увидел, как на него пялятся огромными глазами две женщины. Та, которая в кожаном плаще пожала плечами и указала на крышу пятиэтажки. Вторая яростно кивала, ещё печальнее смотрела на Данилу.

– Что так смотрите? – спросил он. – Инопланетянина увидели? Правильно, я с крыши навернулся. – Он обречённо махнул рукой, прошёл вдоль низкого заборчика и скрылся за углом металлической будки. И женщины услышали удаляющееся:

– Я же света в жизни ждал, а вы мне темноту подсунули…

<p>Глава 2</p>

– Проходи. – Ирина натянула на губы улыбку, пропуская Данилу в квартиру. Голос простуженный, горло повязано шерстяным платком, в руке – чашка с горячим чаем. – Промок?

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Проза