Читаем Шпандау: Тайный дневник полностью

30 июля 1957 года. В свой второй приезд Флекснер выглядел растерянным. Наверное, из-за того, что документы, которые он хотел передать мне, забрали до нашего разговора.


2 августа 1957 года. С тех пор как пресс-секретарь Федеративной Республики заявил, что отношения с Советским Союзом окончательно испортились, наш гуляш состоит из одних потрохов, и есть его невозможно.


10 августа 1957 года. В прошлом апреле Гесса осматривал американский психиатр, через некоторое время — его французский коллега, а три дня назад — еще один американский психиатр. Все три специалиста, по словам Влаера, пришли к единому мнению: у Гесса истерическое расстройство, но он не настолько болен, чтобы переводить его в психиатрическую больницу.

Шираха этот диагноз не обрадовал. По его логике, перевод Гесса увеличил бы его собственные шансы на освобождение.


12 августа 1957 года. Сегодня вечером, не знаю почему, все время думал о предсказании гадалки на ярмарке в конце Первой мировой войны. Мне тогда было тринадцать. Вот что она предсказала: «Ты рано достигнешь славы и рано отойдешь от дел». Когда в тридцать лет я стал главным архитектором Гитлера, мать однажды во время моего приезда в Гейдельберг напомнила мне об этом предсказании. До сих пор помню, как все за столом смеялись над второй частью пророчества. Теперь мне уже не смешно.


16 августа 1957 года. Мне приснился странный сон. Во время еды я сломал зуб, сунул пальцы в рот и, к своему удивлению, достал большой кусок сгнившей челюстной кости. Я с любопытством ее разглядывал, будто она не моя.

Ширах точно истолковал мой сон:

— Терять челюстные кости к несчастью.


17 августа 1957 года. Я продолжаю свое путешествие и уже миновал Бенарес. Мне осталось всего 780 километров до Калькутты, куда хотелось бы добраться к 23 октября. В то же время это будет мой десятитысячный километр. Боков сказал, что от Берлина до Владивостока — двенадцать тысяч километров по железной дороге.


21 августа 1957 года. Ночью проснулся в три часа. В коридоре кричали и смеялись охранники, громко стучали по столу, будто сидели в пивной. Я различил голос Фомина и вроде бы Годо. Во мне поднялась волна ярости. Я нажал кнопку, и при звуке падающей доски шумная компания затихла. Все вместе они подошли к окошку в моей двери.

— Что вы хотите? — резко спросил Фомин.

— Откройте дверь, мне надо вам что-то сказать.

— Нужно сходить за ключами, — ответил Фомин.

Через некоторое время дверь открылась. На меня уставились Фомин, Харди и Годо.

— Вы очень… — начал я.

Но меня перебил Фомин:

— Номер пять, почему не поздоровались?

Я отвесил официальный поклон каждому из трех нарушителей тишины.

— Доброе утро, доброе утро, доброе утро! Не надо так шуметь. Вы не даете мне спать. Если не прекратите, я подам жалобу.

Из них словно вышел воздух. У Годо был несчастный вид, Харди смущенно хихикнул. Первым пришел в себя Фомин:

— Немедленно возвращайтесь в камеру, номер пять.

Но после этого они разговаривали только шепотом.


21 августа 1957 года. Несколько недель читаю «Учение о творении», один из томов «Догматики» Карла Барта. Боков с любопытством взял в руки книгу.

— Что это за книга?

Я объяснил, что это книга по теологии.

— Теология связана с реальностью?

Я сказал, что нет.

— Зачем тогда читать?

— Есть вещи за пределами реальности, — ответил я.

Боков покачал головой.

— В книге есть что-то новое?

— Нет, пожалуй, нет, — улыбнулся я.

Он изумленно посмотрел на меня.

— Зачем тогда читать?

Дореволюционный русский задал бы такой вопрос?


3 сентября 1957 года. Перед отъездом в Америку на год меня навестила Маргарет — ей сейчас восемнадцать. Мы заранее договорились не показывать грусти при расставании. Никаких усилий для этого не потребовалось.


17 сентября 1957 года. За последние месяцы сменились несколько охранников. Недавно ко мне зашел попрощаться Петри. В возбуждении он снова и снова повторял слово «свобода». Сколько же лет Петри провел здесь? Тщетно пытаюсь решить эту задачу.

Его преемник, профессиональный боксер в среднем весе, провел множество поединков; и судя по его лицу и изуродованным ушам, не очень удачных. Но, как часто бывает, он — добрый и участливый. Несколько дней назад вновь прибывший русский по фамилии Наумов во время своего первого дежурства простодушно протянул мне руку в приветствии. Я не решился пожать ее, и Боков объяснил ему правила. Наблюдавший за этой сценой Ростлам до сих пор смеется при мысли, что кому-то могло придти в голову пожать руку заключенному. До какой же степени арестант становится просто номером для профессионального охранника!

Вчера после двухлетнего перерыва начал трехнедельный отпуск — как обычно, отсыпаюсь. В последнее время мне снятся тяжелые сны.


30 сентября 1957 года. У полковника Джерома Катхилла, британского директора, был удар. Он лежит в больнице с коронарным тромбозом. Говорят, ему лучше, хотя никто не надеется на его возвращение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Издательство Захаров

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное