Читаем Шпандау: Тайный дневник полностью

1 октября 1963 года. Вчера полчаса провел с Ульфом, сегодня — с Хильдой. Эти встречи с интервалом в год вызывают ощущение нереальности и в то же время причиняют боль. Собрав в кулак всю свою волю, я стараюсь сдерживать эмоции, иначе потеряю всякое самообладание. Потом, когда дети уходят, я каждый раз испытываю подъем, как бы плохо ни прошел разговор. Я изливаю на охранников потоки слов. Эти строчки я пишу с удивлением.


5 октября 1963 года. Сегодня говорил с капелланом о своем ощущении, что я навсегда утратил связь с детьми. Когда он спросил, как часто мне удается с ними встречаться, на мои глаза навернулись горькие слезы. Самое ужасное во всем этом, признался я ему, говорить себе, после каждой встречи, что теперь я целый год не увижу своего ребенка. После этих слов я сразу ушел.


7 октября 1963 года. Сегодня в саду нашел несколько коротких записок Гесса. Он пишет себе памятки для разговора с Ширахом: «Банту производят больше детей, чем товаров», гласила записка. Еще одна: «Любке поздравляет СССР с годовщиной Октябрьской революции». И наконец, это: «Ультразвук (английский) расстояние 250 г. Твердая или мягкая поверхность. Премьер Шлезвиг-Гольштейна вводит специальные налоги на табак и алкоголь».

Сначала этот клочок бумаги с мешаниной из разных тем вызвал у меня усмешку. А потом мне стало не по себе.

Каким же пустым должен быть наш тюремный мир, если такую чушь надо записывать! По моим собственным наблюдениям, отсутствие событий не повышает, а снижает значение наших немногих тем для обсуждения.


20 октября 1963 года. Солин, новый доброжелательный русский, собрал остатки малины с постоянно плодоносящих кустов и принес мне на листе ревеня.

Летхэм вернул Шираху его заявление в библиотеку с просьбой приобрести романы Фонтане и Гамсуна, а также пьесы Геббеля.

— Нельзя писать «как можно скорее», да еще и подчеркивать это, — втолковывал он Шираху. — Чересчур высокомерно.

Ширах попытался возражать, но Летхэм велел ему переписать заявление.

— Но я же всегда пишу директорам в самом дружелюбном тоне, — недоумевал Ширах.

Бросив взгляд на заявление, я заметил в конце фразу «искренне ваш». Гесс, наоборот, подписывает свои петиции в адрес администрации «номер семь», давая понять, что ему жаль тратить свое настоящее имя на подобные послания.


22 октября 1963 года. Хильда передала предложение от берлинского издательства «Пропилеи». Они хотят напечатать мемуары. Конечно, тысячи две страниц воспоминаний и столько же дополнительных очерков и статей уже написаны, но хочу ли я, чтобы обо мне говорили? Публикация повредит моим планам начать новую карьеру архитектора — в этом нет никаких сомнений. Следовательно, мой ответ издателю так или иначе повлияет на выбор моего дальнейшего пути.

Поэтому я прошу семью вежливо потянуть время. Тем не менее меня привлекает мысль о публикации моих мемуаров в издательстве, знакомом мне со студенческих времен, когда я читал напечатанную в «Пропилеях» историю искусств. В любом случае, издательству, которое захочет выпустить мемуары, придется также опубликовать мои работы по архитектуре Третьего рейха, вооружениям, архитектуре в живописи и, может быть, даже трактат по истории окна.

Что за планы! Неужели в третьей фазе своей жизни я стану бумагомарателем?


2 ноября 1963 года. Фабиан Фон Шлабрендорф, один из немногих оставшихся в живых армейских офицеров, участников активного сопротивления, предложил заняться моим делом. Ему необходимо сообщить, что, как я узнал из «Берлинер Цайтунг», по новому уголовному кодексу Советского Союза максимальный срок наказания составляет десять лет или, в особо тяжелых случаях, пятнадцать. Закон в прямой форме предусматривает, что новые максимальные сроки распространяются также и на тех лиц, которые уже приговорены к более длительным срокам заключения. В моем случае пятнадцать лет прошли два года назад.


15 ноября 1963 года. Гесс сажает клубнику.

— Слишком поздно, герр Гесс, — говорю я. — Она не успеет пустить корни.

Ширах, в западные месяцы лишь наблюдавший со стороны, теперь, в русский месяц, энергично взялся за работу.


19 ноября 1963 года. Сегодня утвердили заявку Шираха: библиотека купила собрание сочинений Геббеля, «Дон Кихота» Сервантеса и романы Теодора Фонтане и Кнута Гамсуна. До сих пор не могу понять смысл этой покупки — ведь мы можем получить любую книгу из городской библиотеки. На мой взгляд, намного разумнее было бы приобрести какие-нибудь справочники.

Перейти на страницу:

Все книги серии Издательство Захаров

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное