Шпаргалка для ленивых любителей истории – 3. Короли и королевы Франции, 1498-1848 гг. [Литрес]

А вот так и вышло. Потому что революция. А она, как известно, дама строгая и очень жестокая, она не терпит отстраненной объективности, она требует либо приверженности, либо смерти. Третьего не дано. С документами так и обращались: если то, что написано в бумажке, идет на пользу революции, – она бережно сохраняется; если текст на пользу не идет или даже просто идеологически бесполезен, он уничтожается или засовывается в дальний угол. Например, завещание Марии-Антуанетты, в котором она клялась в своей невиновности, было обнаружено под кроватью в комнате Робеспьера в куче ненужных бумаг, когда самого Робеспьера отстранили от власти.

Итак, Луи Шарль, второй сын Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты. Родился 27 марта 1785 года, получил титул герцога Нормандского, который и носил до смерти своего старшего братишки, то есть до 4 июня 1789 года. Оставшись единственным сыном, превратился в дофина Франции. С 1 октября 1791 года он уже не дофин, а королевский принц. С 21 сентября 1792 года – Луи Капет.

Долгое время историков мучил вопрос: а кто, собственно говоря, был биологическим отцом мальчика? Всех очень смущали три обстоятельства. Первое: у Марии-Антуанетты были слишком уж хорошие и близкие отношения с самым младшим братом ее мужа Шарлем Артуа, красивым, умным и веселым молодым человеком, неизменно принимавшим участие в различных забавах королевы еще с тех времен, когда она была женой дофина. Второе: в королеву много лет был влюблен шведский дворянин Ханс Аксель фон Ферзен. И вроде бы королева на его чувства отвечала. Но как отвечала? Чисто платонически, ибо хранила верность мужу-королю и понимала всю меру своей ответственности: на королевских детей ни в коем случае не должна пасть даже тень подозрений в незаконнорожденности. Или все-таки Мария-Антуанетта позволила себе перейти определенную границу? Этого никто достоверно не знал, но подозрения были. Аксель фон Ферзен был предан королеве до самого последнего дня, именно он организовывал тот самый побег из Тюильри, который закончился так неудачно. И есть свидетельства того, что он пытался организовать побег Марии-Антуанетты из Консьержери. Третье обстоятельство связано уже не со слухами и сплетнями, а с документами. Когда родился Луи Шарль, король Людовик Шестнадцатый лаконично записал в своем дневнике: «Роды королевы. Рождение герцога Нормандского. Все прошло так же, как и с моим сыном». Возникает вопрос: как трактовать эту короткую запись? Что означают слова «так же, как и с моим сыном»? Людовик имел в виду, что старший сын, несомненно, его, а этот, младшенький, непонятно чей? Или король просто пропустил слово «первый» или «старший»? Может, торопился или устал… Поскольку ответ и по сей день не получен, вопрос так и висит в воздухе. А вот когда Луи Шарль умер в 1795 году, Аксель фон Ферзен написал: «Это последний и единственный интерес, который у меня оставался во Франции. В настоящее время его больше нет, и всего, к чему я был привязан, больше не существует». Что стоит за этими строками? Любовь и дружеское участие к королевской семье в целом или любовь конкретно к родному сыну? В начале нынешнего тысячелетия благодаря экспертизе ДНК возможное отцовство шведского дворянина было опровергнуто, а отцовство Людовика Шестнадцатого вроде бы подтверждено. Но… Во-первых, не будем забывать, что Шарль Артуа – не какой-то чужой дяденька, а родной брат короля, соответственно, ДНК обоих могут иметь очень много общего. Во-вторых, в распоряжении ученых оказались образцы волос Марии-Антуанетты и образцы волос принцессы Елизаветы, сестры короля, а также его дальних родственников, но не самого Людовика Шестнадцатого. Их сравнивали с образцами, извлеченными из засушенного сердца Луи Шарля, которое после вскрытия тела мальчика хранилось в специальном сосуде. Сосуд этот в течение двух веков переходил из рук в руки и сменил много хозяев, так что сегодня никто не взялся бы утверждать, что сердце принадлежит именно Луи Шарлю. Может быть, анатомический препарат взят у кого-то другого из королевских детей?

О значении результатов этой экспертизы мы еще поговорим, а пока давайте вернемся к малышу Луи Шарлю. Он был добрым и сентиментальным, но при этом волевым, упорным и стремился непременно выполнять обещания. Рано научился читать, к семи годам овладел латынью и итальянским, любил выращивать цветы. Одним словом, мальчик с таким характером и природными данными мог бы впоследствии стать неплохим правителем, если б ему предоставили такую возможность.