Шпаргалка для ленивых любителей истории – 3. Короли и королевы Франции, 1498-1848 гг. [Литрес]

При правлении Людовика Восемнадцатого (бывшего графа Прованского, если вы уже забыли) Шарль стал лидером ультрароялистов и продвигал в руководство страны тех, кто поддерживал его взгляды. Помните, что было во время наполеоновского переворота, когда Людовик Восемнадцатый с перепугу сбежал? Тогда обсуждался вопрос, кого сажать на трон, если Бонапарта удастся победить. Снова Людовика или Луи-Филиппа Орлеанского? Вот именно. Шарль Артуа даже не рассматривался, ибо вменяемые люди прекрасно понимали: попытки возврата к абсолютизму не приведут ни к чему хорошему, а на конституционную монархию Артуа ни за что не согласится, начнет переть буром и все испортит, ввергнув страну в очередную катастрофу. Однако ж после 100 дней Шарль приободрился, у него в руках теперь был козырной аргумент: видите, к чему приводит ваша политика примирения? Ваши уступки ведут только к тому, что революция снова поднимает голову, воздух свободы ей подавай! Нужен жесткий курс, чтобы раз и навсегда перекрыть кислород этим революционерам! Первое время брат-король вроде бы прислушивался к Артуа, но вскоре снова вернулся к своему умеренному курсу и отдалился от радикальных роялистов.

В феврале 1820 года в семью пришла беда: был убит младший сын графа Артуа, герцог Беррийский, на которого возлагались большие надежды в плане продолжения династии Бурбонов. Людовик Восемнадцатый стар, Шарль всего лишь на пару лет моложе; у Людовика детей нет, у Шарля два сына, один из которых погиб, другой, Луи Антуан, бездетен. Какие перспективы у трона? Остается только Луи-Филипп Орлеанский, у которого полно детей, в том числе три сына, то есть династию он обеспечит. Родня не самая близкая, у него с Бурбонами общий предок – Людовик Тринадцатый, без малого двести лет прошло. Но остальные принцы крови отстоят от Бурбонов еще дальше. Мысль о том, что корону наденет Луи-Филипп, повергала Шарля в ужас: отец претендента, предыдущий герцог Орлеанский, переходил на сторону революции и был среди тех, кто проголосовал за казнь Людовика Шестнадцатого, а сын вполне разделяет мировоззрение своего батюшки. Понятно, что такой правитель, поставь его во главе Франции, не сделает ни малейшего шага в сторону традиционной монархии, которая столь мила сердцу графа Артуа.

Слишком долго переживать Шарлю не пришлось: вдова убитого сына оказалась, к счастью, беременна и родила мальчика. Ненавистного Луи-Филиппа подвинули. Теперь Шарль был уверен, что после смерти брата сам станет королем, его сын Луи Антуан будет дофином, а там и внучок подрастет. Уж он, Шарль Артуа, сумеет воспитать малыша в правильном русле и привить ему тягу к ортодоксальному монархизму.

Наконец, в 1824 году, на улице Шарля Артуа случился праздник: он стал королем Карлом Десятым. Роялисты выпятили грудь и приготовились к победам.

Карл решил сразу показать, что он хороший парень. Отменил цензуру печати, проявил вежливость и добрую волю по отношению к принцам Орлеанского дома, вернул им именование «Королевское высочество». Дело в том, что Людовик Восемнадцатый им в этой привилегии отказал, потому что не смог простить Филиппу Орлеанскому голосования за казнь своего брата. Ну и что, что тот Филипп давно умер? Все равно пятно антимонархического позора лежит на всей семье. Новый король решил, что пора смягчить ситуацию и продемонстрировать добросердечие. Волевой и целеустремленный, меценат и щедрый покровитель искусств, Карл Десятый у многих вызывал симпатию. Тем более личная жизнь нового короля за предшествующие двадцать лет не была запятнана грязными скандалами, а о его бурной молодости, мотовстве и бесчисленных любовницах все давно уже забыли. Да и когда это было-то… Полвека – срок немалый, больше средней продолжительности жизни в ту пору.

Но прошло не так уж много времени, и Карл начал закручивать гайки. В уголовный кодекс вернули статью о жестоком наказании за богохульство, политические решения снова стали приниматься только двором и высшим духовенством. Более того, правительство заявило о намерении выплачивать из госбюджета компенсации тем, чье имущество было конфисковано в годы революции, то есть бывшим эмигрантам-роялистам. Революция и реставрация сошлись на арене в смертельной схватке. Конфликт еще больше обострился, когда встал вопрос о возвращении права первородства. Эта старинная норма гласила, что первоочередным наследником земель и имущества является старший сын. Революция этот закон отменила и ввела равные права наследования для всех детей, а теперь, выходит, играем музыку назад и отменяем буржуазный принцип равенства? Оппозиция такого, конечно же, не стерпела, развила бурную деятельность, в том числе и через СМИ. Законопроект провалили, но правительство обвинило во всем газеты и обрушило на печатное слово очередной вал репрессий.