Шпаргалка для ленивых любителей истории – 3. Короли и королевы Франции, 1498-1848 гг. [Литрес]

Но и Наполеон не дремал. Ему, конечно же, сообщали о том, что французы не в восторге от новой власти. И в феврале 1815 года бывший император сбежал с острова Эльба, где находился в ссылке, а 20 марта вошел в Париж с войсками. Бурбоны, разумеется, сразу узнали о побеге Наполеона с острова, но не обеспокоились. А напрасно. Они не учли, что в нынешней королевской армии осталось очень много тех, кто служил Бонапарту и сохранил верность своему победоносному полководцу. Началось массовое дезертирство из рядов королевских войск в ряды наполеоновских защитников. Так что Париж оказался открыт для вторжения.

Людовик, узнав о том, что 19 марта столица осталась без военной поддержки, глухой ночью сбежал в Нидерланды, взяв с собой лишь небольшой эскорт. Руководители союзнических армий всерьез призадумались над планом дальнейших действий. Если они проиграют, а Наполеон победит, то понятно, что он останется императором всерьез и надолго. А если удастся его разбить, то кого сажать на французский трон? Возвращать Людовика Восемнадцатого, проявившего недальновидность, трусость и малодушие? Или подумать о другой кандидатуре? Обратите внимание: обсуждалась кандидатура герцога Орлеанского, а вовсе не Шарля Артуа, родного брата короля. Что это за герцог Орлеанский? Потерпите, о нем речь впереди.

Восемнадцатого июня в битве при Ватерлоо Наполеон потерпел сокрушительное поражение от союзников по антиимперской коалиции. С 7 июля 1815 года во Франции во второй раз восстановили монархию. Со сменой персонажей союзники решили не суетиться, и Людовик Восемнадцатый снова уселся на трон. Закончились те самые «100 дней Наполеона». Начался период, который в истории называется Второй Реставрацией.

Именно эту череду смен власти мы видим в романе А. Дюма «Граф Монте-Кристо». Эдмон Дантес невольно выступил курьером, обеспечивавшим переписку между Бонапартом, который находился на острове Эльба, и его сторонниками на континенте. За что и получил обвинение в государственной измене. Кратковременное возвращение Наполеона к власти дало надежду на отмену приговора, но Луи Бурбон вернулся…

Людовик Восемнадцатый очень не хотел нового витка террора, он был сторонником умеренности и более мягких мер и объявил, что прощает всех, кто переходил на сторону Бонапарта, кроме главных организаторов. А вот его братишка Шарль Артуа был ярым роялистом и принадлежал к ультрареакционной фракции, он жаждал крови и жестокой мести всем, кто посмел покуситься на монархию Бурбонов. Репрессий избежать не удалось, хоть они были и не такими кровавыми, как хотелось Шарлю Артуа, все-таки старший брат сумел сдержать генерал-лейтенанта. Начались массовые чистки, большей частью в городских администрациях, чиновников, поддержавших Бонапарта, увольняли, армию тоже изрядно пощипали. И без казней не обошлось, это уж как водится. То, что происходило, получило название Второго белого террора. Первым белым террором именовались расправы, которые имели место еще во время революции, когда термидорианская реакция обрушила репрессии на всех, кто был связан с Робеспьером и его диктаторской политикой. Н-да, кровавое было времечко… Ну что поделать, диктатура, реакция и террор – близнецы-братья, эдакие политические тройняшки, всегда идут бок о бок, только в разной последовательности и в разной комбинации. Бывает, что сначала диктатура – потом реакция и террор, а бывает, что сначала диктатура с террором, а за ними – реакция, и тоже с террором. Диктатура строится на крови и принуждении, а реакция – на репрессиях и мести. Так что при любом раскладе без насилия не обойтись.

В последний период жизни у Людовика появилась… даже и не знаю, как точнее выразиться. Фаворитка? Достоверных сведений о любовной связи вроде бы нет, но влиянием эта дама по имени Зои Талон, графиня дю Кайла, обладала недюжинным. Госпожа Талон посещала короля раз в неделю, и на время ее визита запрещалось беспокоить Людовика и уж тем более пытаться войти в его апартаменты. Считается, что она сочувствовала роялистам и, пользуясь своим положением, ненавязчиво вливала в уши королю абсолютистские идеи, а также способствовала ряду кадровых назначений.