Шпилька

Ей стоило больших трудов выбираться ночью из общежития, чтобы ходить на берег в поисках бииссу. Десять дней назад глашатай сделал объявление, что от каждого учебного заведения следует подать одну шпильку, а их все покажут в главной зале правителей острова в день совершеннолетия наследника. Что может быть для наследника лучше, чем кость бииссу? Цисина каждый день и каждую ночь искала морское чудо, но бестолку. А выиграть хотелось! Победителю обещали много денег, повышение социального статуса и работу при дворе. А тут — раскрыли, выследили! И кто — задавака Сирил!

Неловко цепляясь за кусты, мальчик съехал по косогору, встал напротив, глядя исподлобья.

— Ну следил — ну и что?! Мне же интересно, почему ты, всегда первая в классе в точных науках, вдруг так сильно сдала по учёбе. А ты, я гляжу, не спишь по ночам. Оттого и сонная всё время, и учиться хуже стала.

— Гляди лучше на себя! — зло бросила девочка, отступая. Она рассчитывала, что Сирил отодвинется от единственного спуска на каменное четвертьлуние, и тогда можно будет сбежать. Этот увалень точно не заберётся наверх быстро и ловко, как Цисина, она-то могла ходить тут с закрытыми глазами. Но гадкий задавака не двигался с места. Веером воткнутые в его тёмные волосы шпильки с чёрными камнями, изображающие птичий клин, слабо мерцали в свете луны.

— Что ты здесь ищешь?

— Не твоего ума дело!

— Ты сама не своя с того объявления глашатая!

— На себя посмотри!

— Я могу тебе помочь, Цисина!

— Ты мне поможешь, если дашь пройти!

— Нет! Я не пропущу тебя, пока всё не расскажешь!

Цисина отступила ещё, услышала близко-близко плеск воды. Худой ботиночек сразу промок. Сирил не двигался с места. "Что же делать?" Девочка попятилась в сторону, нарочно загоняя себя в угол. Если противник решит, что там есть подъём, о котором он не знает, то пойдёт следом и можно будет оббежать по воде. "Да! Так получится!" Цисина взглянула наверх, на острый уступ косогора. Ей чудилась желанная тропка, хотя её точно там не было. Днём отчётливо видно, как остры и круты камни, как коварны и тонки корни кустарников. Но сейчас, ночью, лунный свет всё сглаживал, мягкой дымкой ложась сверху, отражаясь от воды и подсвечивая снизу — и не видно было опасностей.

— Я тебе ничего не скажу! — фыркнула Цисина и ухватилась за ближайший корень.

Каменное четвертьлуние было небольшим, всего в десять шагов, а тропа находилась ровно посредине. Потому, когда девочка, цепляясь за корни и камни, полезла вверх, и обманчивая твёрдость стала крошиться и ломаться под ногами и руками, Сирил едва не опоздал.

Он подхватил упавшую Цисину у самой воды. Девочка забилась, шипя от обиды и злости, ощущая и промокшую ногу, и разорванные ботиночки, и длинную царапину на щеке. Но Сирил держал крепко, сносил и ругательства, и пощёчины, тычки под рёбра, в живот и попытки ударить по шее. Лишь отворачивался, когда пальцы Цисины целились ему в глаза.

— Прошу тебя: успокойся. Я не причиню тебе вреда, — всё повторял и повторял он, как кукла шарманщика, без остановки.

— Пусти!

— Я тебя не отпущу. — И он крепче прижал Цисину к себе. От него пахло мятой и персиком.

Девочка выдохлась. И просто лежала, чувствуя под головой и спиной крепкие руки, которые лет через пять станут ещё крепче и больше. И странные мысли бродили в голове беднячки, а ониксовые птицы над головой мальчика будто в насмешку летели вдаль, изгибами крыльев возвещая крах всех надежд и желаний Цисины.

Море пело, и бледный рассвет едва-едва трогал линию горизонта, когда Сирил поднялся и поставил Цисину на ноги. Она не поднимала глаз. Он держал её за руку. Тёплый.

— Цисина, чем я могу тебе помочь?

Она не хотела рассказывать. Но стало так холодно. А потом снова тепло, когда он её обнял и повторил вопрос. Она обняла в ответ. И всё рассказала.

И всё завертелось.

Даже не так. На утро пришёл камердинер Сирила — в прошлом знатный резчик, увы, с годами растерявший силу рук и точность зрения. Но даже так, неловко щурясь, едва сгибая узловатые пальцы, он выкладывал перед девочкой самые редкие породы дерева, самые красивые огранённые камни, самую тонкую золотую слюду и жемчуг и рассказывал, рассказывал, рассказывал о тайнах мастерства.

До дня выбора лучшей шпильки в школе оставалось пять дней. Беднячку больше не пороли, не задирали. Сирил отгонял всех от Цисины, молча следовал за ней, и, стоило девочке обернуться, задавал неизменный вопрос:

— Как я могу помочь тебе, Цисина?

На следующий день, оставив надежду найти бииссу, девочка заперлась в своей комнате с подаренными материалами, готовясь приступить к делу. Но тут раздался стук в дверь.

— Это я, — послышался голос Сирила.

— Зачем ты пришёл?

— Открой дверь, я хочу тебя увидеть, Цисина.

Голос его был странным, опасным, как в прежние времена, но без едкой насмешки. Цисина открыла.

От Сирила сильно пахло горько-сладким — неприятно, — глаза блестели, а волосы, всегда заботливо уложенные, были в беспорядке. Он пинком закрыл дверь. Тяжело повернулся к Цисине.

— Уходи. Ты пугаешь меня, — попросила девочка, радуясь, что успела спрятать дары старой жрицы. Он покачал головой: