Шпион

Когда ситуация была уже под контролем, я полностью выбился из сил. Душевное напряжение, физическая усталость и ужас от произошедшего очень сильно подействовали на меня. Теперь, конечно, на месте аварии были уже сотни людей, военные врачи принялись осматривать раненых. Ко мне подбежал ординарец и, увидев, насколько я измотан, не только настоял, чтобы я прекратил работу, но даже отвел меня к доктору, который перевязал мне раны и направил в госпиталь. Пока он перевязывал меня, к нему подошел майор, занимавшийся устранением последствий катастрофы. — Этот человек достоин одобрения, — сказал врач после короткой беседы. — Он очень много работал и очень помог раненым. Майор повернулся ко мне и спросил мою фамилию и номер полка, которые, конечно, мне пришлось назвать. Он пообещал, что мой полковник узнает о моем поведении и, возможно, как он подчеркнул, я буду представлен к награде. Теперь быть беде, думал я, сейчас меня отправят в госпиталь для дальнейшего лечения. Ну какой же я все-таки дурак! Почему я не послушался моего второго инстинкта, не пошел сразу же к Сюзанне, которая перевязала бы мне раны, а потом не отправился сразу в Буа-Бернар? Теперь меня отвезут в госпиталь, и как, черт побери, я выберусь оттуда?

В госпитале ко мне отнеслись удивительно хорошо. Возможно, водитель услышал слова о том, что я очень хорошо потрудился на месте аварии. Врач, который меня лечил, с огромным старанием занимался моими незначительными ранами. Потом меня уложили в постель, и я, несмотря на все мое нервное возбуждение, тут же уснул на целый час. Видимо, сказалась усталость. Когда я проснулся, я уставился на человека, лежавшего на соседней койке. Это был тот самый унтер из военной полиции, который советовал мне как побыстрее добраться в Юллюш!

Мне тут же понадобилось продумать варианты объяснений. Конечно, он спросил, почему я не поступил так, как он посоветовал. Я сказал ему, что заблудился и упустил человека с грузовиком. Но даже это не объясняло, почему я не пошел в Юллюш пешком. У меня не было объяснений, и я притворился, что все еще в замешательстве. Было очевидно, что у него возникли какие-то подозрения. Несомненно, ему и в голову не пришло, что я не тот, за кого себя выдаю. Но он заподозрил меня в том, что я намеренно не хочу возвращаться в свой полк. К счастью, он тоже слышал историю о моем поведении на месте аварии и даже намекнул мне, что эта история поможет мне выпутаться, если в моем батальоне меня обвинят в намеренном опоздании.

Возможно, он ждал, пока мой ум немного прояснится. Но, наверное, он ждал слишком долго, потому что внезапно поступил приказ немедленно освободить госпиталь. Ожидаемое наступление началось, и в течение ближайших часов госпиталь должен был быть готов к приему сотен раненых. Я, конечно, вовсе не мог считаться настоящим раненым. Мои царапины, если держать их в чистоте два или три дня, не принесли бы мне никаких хлопот. Потому мне выдали новую форму — моя старая вся пропиталась кровью — и вручили рекомендательное письмо к командиру моего полка. Таким образом, я снова выбрался на свободу и двинулся не в сторону Юллюша, а в сторону полкового склада в Карвене. В это время, как мне сказали, Юллюш уже был взят англичанами. Мне удалось при этих словах скрыть свою радость. (Увы, преждевременную!)

Во всяком случае, я был рад тому, что все посчитали катастрофу несчастным случаем, а не диверсией. Меня спас взрыв вагонов с боеприпасами, который своей мощью уничтожил все возможные следы того маленького взрыва, который сделал я. Потому я двинулся в сторону Карвена со спокойным сердцем, намереваясь как можно раньше повернуть на юг на встречу с моим юным летчиком Полмером.

Мне очень хотелось увидеть своими глазами замешательство в тылу немецкого фронта — я раньше думал, что монополией на неразбериху владеют англичане, но было очевидно, что и среди немецких командиров тоже есть теряющие голову болтуны. Войска направлялись на фронт по тем же дорогам, по которым отходили отступающие с фронта солдаты. Позднее я со многими немцами говорил на эту тему. Они рассказывали, какой неожиданностью было для них поражение, насколько они страдали из-за того, что англичане прорвали фронт и что «барышни-солдаты» (так они называли шотландских горцев в юбках-килтах) уже достигли пригородов Ланса. Я посмеивался в душе, сохраняя скорбное лицо. Было очевидно, что в месте прорыва был лишь минимум резервов, если наши наступающие войска достигли уже пригородов Сите Сент-Огюст. Потом нам стоило бы лишь бросить все наши резервы в развитие прорыва, и Ланс стал бы нашим. Позади города была открытая незащищенная земля — и никакие серьезные подкрепления не смогли бы оказаться там в ближайшее время.