Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Фуршет в честь вступления нового посла в должность прошел очень удачно. Сэр Брайан Картледж, приехавший в Москву накануне вечером, произнес небольшую речь, из которой сотрудники МИ-6 впоследствии не могли вспомнить ни единого слова. Рейчел осталась дома, продолжая исправно стонать в спрятанные микрофоны, то и дело «всхлипывая для разнообразия». После часа дипломатического трепа под канделябрами двое сотрудников разведки вежливо откланялись, сказав, что им необходимо сегодня же вечером выехать в Ленинград, чтобы завтра показать Рейчел врачу в Финляндии. Из всех присутствовавших на приеме лишь посол, министр Дэвид Рэтфорд и секретарь МИ-6 Вайолет Чэпмен знали об истинной цели этой поездки. Под конец вечеринки Вайолет достала из принадлежавшего МИ-6 сейфа «дорожную аптечку», подготовленную для операции «Пимлико», и вручила ее Аскоту. Там лежали транквилизаторы для взрослых и два шприца — для вкалывания успокоительного двум перепуганным маленьким девочкам.

На Кутузовском проспекте, пока мужчины относили в машины все необходимое, Рейчел вошла в спальню, где уже спали дети, и поцеловала их на прощанье. Она не знала, когда увидит их в следующий раз. «Если нас поймают, — думала она, — мы застрянем где-нибудь очень надолго». Джи отвел свою ковыляющую жену с негнущейся спиной к «форду-сиерре» и усадил на переднее пассажирское сиденье.

Примерно в четверть двенадцатого автоколонна из двух машин выехала на широкий проспект и поехала на север. Джи ехал первым на «форде», за ним следовал Аскот на «саабе». Обе супружеские пары взяли с собой кучу кассет с разной музыкой, чтобы было что слушать во время долгой поездки до Хельсинки.

До Сокола за ними следовала машина наружного наблюдения КГБ, а потом отстала. Выезжая на широкое шоссе, Аскот и Джи не заметили за собой явной слежки. Но само по себе это не должно было слишком их обнадеживать. У КГБ не было необходимости просто все время сидеть на хвосте у машин: вдоль каждой из основных автомагистралей через некоторые промежутки располагались посты ГАИ (Государственной автоинспекции), и их сотрудники отмечали, когда именно мимо проехала машина, находящаяся под наблюдением, передавали по рации сообщение об этом следующему посту, а в случае необходимости связывались с автомобилями кагэбэшников, которые могли ждать неподалеку, в неприметном месте.

Внутри машин атмосфера сохранялась неестественная и напряженная. Поскольку считалось, что дипломатические автомобили напичканы «жучками», которые или записывают на пленку, или транслируют все звуки из салона в какую-то невидимую машину с радиосвязью, спектакль нужно было разыгрывать и дальше. Теперь начался его второй акт — на колесах. Рейчел жаловалась на боли в спине. Аскот ворчал, что ему приходится ехать куда-то за сотни миль с маленьким ребенком, да еще сразу же после приезда нового посла. Никто ни слова не говорил ни о побеге, ни о том человеке, который сейчас, как все очень надеялись, едет в поезде в Ленинград.

«Все это какая-то западня, — мрачно думал Джи, сидя рядом с уснувшей Рейчел. — Нам ни за что не прорваться».

Суббота, 20 июля

3:30 утра, поезд «Москва — Ленинград»

Гордиевский проснулся на нижней полке. У него раскалывалась голова, и вначале он долго не мог сообразить, где же он находится. Наверху, на его месте, лежал какой-то молодой человек, и на вопрос, что случилось, тот ответил: «Вы упали на пол». Приняв успокоительное, Гордиевский погрузился в такой глубокий сон, что, когда поезд резко затормозил, он скатился с верхней полки, свалился на пол и ударился обо что-то виском. Свитер у него был весь в крови. Он слез вниз, выглянул в проход — оттуда тянуло свежим воздухом. Оглядевшись, он увидел в соседнем отсеке молоденьких девушек из Казахстана, которые оживленно беседовали. Гордиевский попытался было вступить в их разговор, но едва открыл рот, как одна девушка в страхе отпрянула и сказала: «Оставьте нас в покое, а то закричу». Только тогда он осознал, какой у него жуткий вид. Он встал, собрал свои вещи и прошел по проходу к купе проводников. Ехать до Ленинграда оставалось еще около часа. Гордиевский испуганно думал: не сообщат ли другие пассажиры в милицию, приняв его за пьяного? На всякий случай он дал проводнице пять рублей (огромные чаевые) и тихонько сказал: «Спасибо за помощь», — хотя никакой помощи она ему не оказывала, только выдала, как и положено, постельное белье. Девушка посмотрела на него как-то укоризненно, но деньги все-таки взяла. Поезд продолжал с грохотом нестись, за окном уже светало.

4 часа утра, шоссе Москва — Ленинград