Шпион императора

Его место в свите посла оказалось сразу за дворянами, коим было поручено везти клетки с мальпами и попугаями, – худшего было не придумать. Мальпы кувыркались, строили рожи и просовывали лапы сквозь прутья, чем очень скоро привлекли внимание горожан, высыпавших поглазеть на посольский выезд. Как ни старались приставы отгонять любопытных, они сбегались со всех сторон, теснясь поближе к клеткам, громко обсуждая заморские чуда и грозя нарушить весь порядок шествия. Проворная московская голытьба, не обращая внимания на окрики и плетки приставов, лезла вперед, пробираясь даже у лошадей меж ног, с хохотом и улюлюканьем тыча пальцами в обезьян. Кому-то даже удалось сунуть палку меж прутьями клетки, дабы пуще радразнить потешных зверюг. Ор и гам стоял невообразимый. Мальпы, то ли ярясь, то ли радуясь переполоху, прыгали и верещали, а одна, разозлившись, ухватила за руку какого-то не в меру шустрого мальца и, подтянув к прутьям, кусанула за палец. Мальчишка взвыл, обрызгав кровью соседей, и с руганью и поношением был вытащен из давки. Всполошились и попугаи, затоптались на своих насестах, захлопали крыльями и вдруг начали выкликать человечьими голосами. Люди оторопели, стали креститься, потом бросились прочь, смекнув, что уж тут-то без вражьей силы не обошлось, а приставы, воспользовавшись моментом, пустили в ход плетки, лупцуя по спинам и головам, дабы не повадно было нарушать порядок.

Впрочемь, Юрия сейчас раздражало другое – благодаря этой дурацкой свалке он не мог спокойно насладиться видом площади и Кремля – будь они неладны, эти мальпы! Юрий глянул вперед и облегченно вздохнул, хорошо хоть, до Фроловских ворот уже рукой подать … надо думать, в Кремль этих голодранцев не пустят? Их, конечно, не пустили, но и ему не удалось по-настоящему все рассмотреть – когда, миновав гулкую арку ворот, наконец вошли в Кремль, приставы вдруг заторопились, попросив боле не мешкать и повели к палатам Годунова. Но и того, что предстало его глазам, было немало, взволновав Юрия до глубины души. Больше всего ему сейчас хотелось отстать, все осмотреть, потрогать, погладить ладонью белоснежную стену Успенского собора… но когда он попытался всего лишь свернуть в сторону, дабы поглядеть на этот собор спереди, пристав тут же стал теснить его конем, хмурясь и бросая подозрительные взгляды. Юрий пожал плечами и занял свое место – ничего не поделаешь, люди здесь подозрительны. Однако ж, права была матушка, уже ради одних этих дивных соборов стоило побывать в Москве…

Он следовал за всеми, то и дело оглядывясь, радуясь и одновременно сожалея, что не с кем поделиться своим открытием. С этими разве поговоришь? С досадой покосился он на молодых австрийских дворян из свиты посла. Похоже, вся эта красота им ничего не говорит. Помычит, покивает с умным видом и на другое перескакивает – до сердца явно не доходит. У ворот, за коими начинались палаты Годунова, они спешились, далее полагалось идти пешими, лишь послу разрешалось оставаться верхом. Юрий еще раз напоследок оглянулся: колокольню Ивана Великого он, конечно, признал сразу, а вот название иных соборов ему припомнить не удалось, вон тот, похоже, Архангельский… а там Благовещенский, об остальных надо будет разведать…какая красота! Верно называют Москву златоглавой и белокаменной… Господи, благодарю Тебя, что дозволил мне повидать это чудо.

От ворот и до самих палат уже выстроились встречающие, сиречь дети боярские, в богатом раззолоченном платье. Приблизившись к палатам, они остановились. Посол по-прежнему оставался в седле, спешиться ему полагалось посередине двора, где его тотчас окружили, двое помогли послу сойти, двое других приняли его коня, остальные повели к парадному крыльцу, по обоим сторонам коего их дожидались уже другие встречающие в таком же золоченом платье. За графом следовали его самые приближенные люди, среди которых находился и Юрий, с трудом сохранявший приличный случаю гордо-равнодушный вид, так ему все было интересно. Он стоял прямо за послом, чуть откинув голову, небрежно положив согнутую в локте руку на эфес шпаги, и украдкой, с великим любопытством разглядывал жилище Годунова. Оно было очень большим, богатым, по-своему красивым, но, к сожалению, опять же из бревен… странные люди, уж Борис-то мог себе позволить палаццо из камня. А потом жалуются, что горят чуть ли не каждый год! В сенях, или передней – он никак не мог понять, какая между ними разница, – толпились холеные боярские слуги, являя собой живой пример благоденствия хозяина. Тем временем подтянулась остальная свита, австрийские дворяне с дарами выстроились позади посла и в таком порядке, в окружении людей Годунова, двинулись вверх по лестнице.