Шпион императора

А в самой Грановитой палате, против царского места, посреди потолочного свода, в кругу, был написан Господь Саваоф, сидящий на престоле, в недрах у Него Сын, а на Сыне почивает Дух Святой, от Отца исходящий. В подножии Господа – многоокии серафимы крылатые, а вокруг девять кругов, в коих написано девять чинов сил Небесных. Далее же, с востока, со стороны Соборной площади – изгнание из рая… и здесь же посреди свода – видение пророка Даниила о пришествии в мир Сына Человеческого… Юрий постоял, закинув голову, стараясь запомнить все в целом, и вернулся к царскому месту посмотреть внимательнее на явление пророку Моисею Неопалимой Купины, а в Купине – образ Богородицы с Предвечным младенцем… Юрий долго разглядывал стенопись, потом огляделся: еще были писаны четыре евангелиста, каждый на своей стороне: Иоанн – со стороны Соборной площади, со стороны Благовещенской церкви – Матвей, со стороны сеней палаты – Марк, а со стороны Успенского собора – Лука. На столпе же палаты, с трех сторон были писаны в кругах изображения Богородицы с пророчеством о ней. С четвертой же стороны – церковь, а в церкви образ Пресвятой Богородицы на престоле алтарном и там же, на престоле, потир и Евангелие…

Однако это было еще не все, совсем рядом с царским местом начиналась стенопись на иную тему, изображавшую в лицах русскую историю: от Августа кесаря и до ныне царствующего государя. И во всех окнах палаты, в откосах, также были написаны парсуны великих князей и государей московского колена, а над ними в своде окон – херувимы. Юрий с огромным интересом осмотрел все, к чему можно было подойти, и вернулся к парсуне последнего царствующего государя – сиречь Федора Иоанновича. Государь был писан торжественно сидящим на златом царском престоле, на голове его – венец царский с крестом и без опушки, осыпанный каменьями и жемчугом. Исподняя риза – порфира царская, златая, поверх порфиры наложена по плечам холодная одежда с рукавами, застегнутая об одну пуговицу. По плечам лежит диадема с дробницею, около шеи ожерелье жемчужное с каменьями, продетое через диадему, а на груди цепь с наперстным крестом. Обе руки распростерты прямо, в правой руке государь держит скипетр, а в левой – державное яблоко. С правой же стороны, подле места его царского, стоит правитель Борис Годунов в шапке-мурманке. На нем одежда верхняя златая, с рукавами на опашку, а исподняя – златая и долгая. Подле него стоят бояре в шапках и колпаках, верхние на них одежды на опашку. По другую сторону царского места также стоят бояре. Все детали одежды выписаны тщательно, с мастерством, лица тоже сработаны с большим сходством: Годунова и некоторых бояр он узнал сразу, что же касается государя – приходилось верить портретисту, сам-то он его никогда не видел. Поэтому Юрий вглядывался в черты лица на портрете, пытаясь сопоставить их с тем, что ему приходилось слышать о царе Федоре. «Слабосильный дурачок», «недоумок», в лучшем случае, если случался доброжелатель, – «блаженный»… но ему виделось в этом лице что-то другое. Человек мягкого нрава и очень слабого здоровья, но не дурачок, блаженный – вполне возможно…

Он бы еще долго стоял здесь, разглядывая парсуну государя, но тут возле него вынырнул Савельич и потянул за рукав.

– Пошли-ка отсюдова, боярин, коли хочешь хоть одним глазком на Царицыну палату глянуть… Смешавшись с толпой подмастерьев, что-то тащивших к дверям, они выбрались в сени, миновали пару переходов, может и больше – он от волнения перестал считать, и очутились в знаменитой Золотой палате, устроенной и украшенной по повелению Федора Иоанновича для своей царицы. Судя по сновавшим вокруг молодым служанкам с бадейками и метлами, тут шла уборка, суеты и толкотни хватало, чем снова воспользовался Савельич, намекнувший к тому же, что здесь присутствует некая Марфа, «а эта нас с тобой, боярин, в обиду не даст… ступай, гляди, чего там тебе надобно…».

Юрий вошел, огляделся и замер, очарованный удивительной красотой и изяществом Золотой палаты. Первое, что поражало, был ее свод, словно облитый золотом, да еще так искусно устроенный, что каждое, даже тихо сказанное слово отдавалось в нем чудным отголоском. Украшала свод еще и прекрасная живопись – деревья, среди которых порхали диковинные птахи окрасу невиданного, а по самому краю вились спелые кисти винограда, а среди них – родосские ягоды. Посередине же свода был помещен лев, держащий в пасти кольцом свитого змея, от которого спускалось на цепях много великолепных подсвечников, выполненных с большим вкусом и уменьем. Стены палаты также были украшены живописью с изображением деяний святых, ликов ангельских, мучеников, иерархов… а над великолепным престолом, или местом царицы, ярко горела драгоценными каменьями большая икона Пресвятой Девы с Предвечным младенцем на руках, окруженная ликами святых угодников, в златых венцах, усыпанных жемчугом, яхонтами и сапфирами… пол же был услан персидскими коврами, ткаными шелком и золотом, на которых искусно были вышиты сцены охоты и множество всевозможного зверья.