– Причем тут романтика! – смутился Юрий. – Просто я очень хочу, чтобы у правителя Годунова все получилось, а посколько они все крепко повязаны…
– Скажу больше, – кивнул Варкаш, – я тоже желаю удачи и правителю Годунову, и царю Федору с его прекрасной супругой, и всему этому замордованному народу. Ваши чувства делают вам честь, господин Георг! Но, боюсь, нам с вами следует готовится к худшему… разве что наследник все же появится? Это бы сильно укрепило позиции Правителя. Однако не будем терять надежды и портить так удачно сложившийся день. Одно то, что вы вернулись невредимым из этого таинственного Кремля – уже великая удача!
– Неужели вы это серьезно? – удивился Юрий. – Я думал, вы шутите, господин граф.
– То не есть шутка. Вспомните свои же уроки: «дурное дело нехитрое» – да, да! Поэтому я и беспокоился, что все дурное всегда и везде не отличается ни умом, ни хитростью.
– Это как сказать… – Юрий загадочно поглядел на графа и таинственно понизил голос: – А разве мы с вами не замышляем нечто весьма хитрое?
Варкаш изумленно посмотрел на него и вдруг весело рассмеялся.
– Совершенно верно! Замышляем… только то не есть дурное! Поверьте мне, все останутся довольны, и было бы глупо, даже преступно не попытаться осуществить нашу маленькую хитрость. Выпьем же за эту попытку, мой осторожный друг, – удачи вам!
Глава 6.
Удача Юрию действительно понадобилась, и намного раньше, чем они оба предполагали. Прошло дня два после их разговора о семействе Вельяминовых – наступило воскресенье. Юрий, как всегда в праздничные дни, отстоял раннюю обедню в полюбившемся ему храме Николы Мокрого, что неподалеку от Водяных ворот, и в самом умиротворенном состоянии духа отправился побродить по городу. Он любил эти прогулки, особенно вдоль берега Неглинки; здесь он всегда замедлял шаг или останавливался, подолгу любуясь зубчатыми стенами Кремля, смотревшимися особенно могучими и яркими на фоне довольно мрачных построек деревянной Москвы. Конечно, ему довелось повидать немало могучих крепостных стен, гораздо более неприступных, чем эти, но Кремль, как и сама Москва, почему-то завораживали его – наверное, он был пристрастен. Впрочем, тут действительно было много интересного, особенно знаменитые московские умельцы кузнечного дела. Они чаще всего располагались со своими кузнями именно здесь – супротив кремлевских стен – и, судя по толпившемуся возле них пешему и конному люду, на отсутствие заказов не жаловались. Юрий часто здесь бывал и, затесавшись в толпу, мог часами следить за работой прокопченных до черноты, с обожженными бородами и красными, слезящимися глазами, кузнецов, с наслаждением слушая громкий говор толпы, ржание коней и тяжелые удары молотов по наковальням. Не менее интересны были прогулки и по берегу реки Москвы. Тут находились торговые пристани, и можно было неплохо развлечься, наблюдая за погрузкой или разгрузкой пришвартованных возле них барж и даже довольно больших судов, меж коих ловко и бесстрашно сновало множество малых самодельных плавучих средств, от плотов до подобия суденышек, иногда об одном лишь гребце. «Значит, перепадает и этой мелюзге…» – одобрительно думал Юрий, наблюдая за их настырным мельтешением. Далее по берегу было ставлено немало ветряных мельниц, с теснящимися рядом складами, где денно и нощно толокся рабочий люд, и работа кипела, не прекращаясь даже по праздничным дням. Издали это очень напоминало суету муравьев, с той лишь разницей, что здесь еще добавлялись постоянные разборки с матерщиной и драками. В общем, тут было на что посмотреть, но почему-то сегодня он лишь бегло прошелся по этим, так полюбившимся ему, местам и, даже не глянув в сторону пороховых да бумажных мельниц, которыми обычно очень интересовался, – не упуская случая не только поглазеть, но и поговорить с трудниками – снова вернулся в Китай-город.