Шпион императора

Годунов был статен и величав, красив лицом, приветлив, обходителен, сладкоречив, искусен в лицедействе, мастер интриги – с волей несокрушимой в достижении намеченной цели. К тому же умен и, как полагали многие, коварен. Но у Щелкалова было свое мнение о Годунове. Он часто задавался вопросом, так ли уж умен Борис? Умен-то он, конечно, умен… и талантами Бог его наделил с лихвой, такоже и хитроумием велеем, недаром же достиг столь многого – достигнет и большего. Но сумеет ли удержать? Для этого мало ума – мудрость надобна, да еще сторонники, коих почти не осталось. Увы, сколь многих оттолкнул он от себя… а все гордыня, коей одержим не в меру. Это ли не безумие?

– О чем задумался, Андрей Яковлевич? – У Годунова был приятный голос, звучный и выразительный. Сейчас он звучал мягко, но с оттенком насмешки. – Полагаю, на мое скудоумие сетуешь? Поделись – говори без страха! Я тебя не обижу…

– А чего мне бояться? – неприятно удивился Щелкалов, снова отметив, что, при всей его обходительности и лукавстве, Бориску вечно заносит – не удержаться ему, чтоб не поддеть, хотя делать это без нужды глупо. – Я, чай, не обсевок какой, а твоя правая рука, да и ты не Иван Васильич, мыслю, на славу его не польстишься! В одном не ошибся – о тебе размышлял, то верно.

– Так поделись!! – голос Бориса сделался колючим. – Может, чего полезного подскажешь? А то куда уж мне, скудоумному, с тобой тягаться!

– Тягаться ни к чему. А вот задуматься над моими советами, а не пинать, аки пса смердящего, не мешало бы! – Дьяк тоже разозлился. – Из пеленок, чай, давно вырос, пора бы поумнеть!

Борис, уже готовый дать волю вновь вспыхнувшему гневу, на минуту даже онемел от такой наглости, но вдруг, неожиданно и для себя, и для дьяка, весело расхохотался, хлопая себя по коленам.

– Это ты-то – пес смердящий?! Ай да шутник, ай да проказник! Молодец, угрыз меня знатно. Ты уж об том молчи, сделай милость, не то дознаются – засмеют. Пальцами показывать будут. У меня в канцлерах – пес смердящий!

Борис, как мальчишка, снова залился смехом, и, глядя на него, подобрел и дьяк.

– Ладно, Борис Федорович! Буде тебе… давай уж лучше я отвечу тебе – ты просил поделиться – а дело-то нешуточное… – он помолчал, собираясь с мыслями, потом тихо заговорил: – Разве я не подсказал? Не поделился всем, что сведать довелось, не указал твоей милости на то, где главная опасность таится…

– Да, да! – нетерпеливо перебил его Борис. – Ты обо всем поведал и на все указал. Только главного не присоветовал, что мне со всем этим паскудством делать, как с ним бороться?!

– А уж это, государь, тебе виднее… – уже начав говорить, он понял, что сейчас и сам сотворит глупость – подольет масла в огонь, подпортит и без того уже неладные отношения, но остановиться почему-то не сумел. – Ты правитель, тебе и решать!

С минуту они пристально глядели в глаза друг другу, словно меряясь силами, потом Годунов пожал плечами и беспечно рассмеялся.

– Что ж… верно – решать мне! А вот обиду зря в сердце таишь. В стае двух вожаков не бывает, так что не обессудь, – Борис развел руками, изобразив на лице сложную смесь сочувствия, скрытого торжества и добродушной иронии.

Екий все же лицедей! – подумал дьяк. – А вот меры не знает…на этом-то и поскользнется, ибо настоящему вожаку лицедействовать с умом да с оглядкою надобно. Хотя… и я не без греха! – неожиданно для себя он совершенно успокоился и покаянно вздохнул:

– Твоя правда, Борис Федорович! Да и какой из меня вожак… лучше я своим делом займусь, – он озабоченно глянул на стол, заваленный свитками. – Ты хоть разобрался с ними, на досуге-то?

– Кое с чем разобрался… – кивнул Годунов, – а боле не смог… – он запнулся и продолжал уже тише: – небось и сам видишь, недужится мне, иной раз так мотает, что и себя не помню, не то что грамоты!

Щелкалов дернулся в своем кресле, потом попытался что-то сказать, но закашлялся, а когда заговорил, голос его звучал хрипло:

– Видел, конешно… однако ж мыслил – лекари твои аглицкие помогут… не дело это, Борис Федорович! Ой не дело… впереди вон сколько дел! А ты… в паре мы с тобой, правитель государства Московского! Ты уж не подведи…не расстраивай старика!

– Будет тебе, Андрей Яковлевич! – улыбнулся Годунов. – Может, с Божьей помощью все обойдется! Не ко времени, конешно, зато вижу, ты мне не враг…

Щелкалов как-то странно глянул на Годунова и грустно усмехнулся:

– Будь я врагом, нешто стал бы я говорить тебе правду? Мы же, люди, ох как ее не любим! – дьяк вздохнул и, понимая, что лучше перевести разговор на другое, указал на свитки: – А об этом не беспокойся, я разберусь.

– Сделай одолжение! – обрадовался Годунов. – Сам знаешь, от возни с бумагою устаю не в меру, почему-то задыхаться начинаю.

– От пыли, наверное, которая к пергамену липнет, – кивнул дьяк. – Так и не возись – я-то на что? Предоставь сию работу мне…

Он потянулся, взял со стола один из столбцов и стал его разглядывать, едва не принюхиваясь, даже оглаживая с любовью.

Совсем с глузду съехал мой Ближний дьяк, подумал Годунов, пряча улыбку, и вслух добавил: