Шпион под подозрением. Спасские ворота

Но дверь чуть слышно отворилась, и на пороге возникла высокая, закутанная в черную шаль фигура. Суровая, старая женщина гостей не ждала. Ее тело и ум еще сохраняли силу, и, как всегда, она демонстрировала присутствие духа, с поднятой головой готова была встретить любую опасность. Вскоре глаза ее приспособились к темноте, и неожиданно теплая, светлая улыбка озарила лицо. Виталию показалось даже, что она прослезилась. Странно, почему это так его удивило? Разве мать генерального секретаря не такой же человек, как все? Разве ей не случается проливать слез — и, надо сказать, в последнее время гораздо чаще, чем кому бы то ни было?

На кухонном столе громко отстукивал секунды будильник. В углу лежали стопки газет и связанные бечевкой пачки фотографий. Обстановка самая заурядная. Ни намека на роскошь.

Она пододвинула к Порученцу табурет и провела ладонями по его лицу.

— Сколько лет, сколько зим! Ты всегда был хорошим другом.

Голос у нее оказался неожиданно сильным. Виталий не мог отвести глаз от ее лица, отыскивая в свете одинокой лампы фамильное сходство с сыном. Такой же мясистый нос, те же крупные крестьянские черты, но у нее острее, резче. И глаза — холодные, серые.

— Чаю попьете. — Это не было вопросом. Старуха поднялась и подошла к самовару, в котором уже кипела вода. Пар бил струей.

— Мы ненадолго, — сказал Порученец.

— Теперь в гостях не засиживаются, — резко отозвалась она. — У каждого свои обязанности. В стране разброд, хаос. Мы и то знаем. Ну, зачем приехал-то, говори.

Даже здесь, в тепле, она продолжала кутаться в шаль.

— Я хочу, чтобы вы поехали в Москву. — Порученец принял чашки у нее из рук, поставил на стол. — Ваш сын… У Михаила сейчас забот полон рот. Сами понимаете. Нам хотелось бы сделать ему подарок. Собрать в Москве, вокруг него, родных: вы, кое-кто из племянников и племянниц, брат Эдуард. Чтобы продемонстрировать наше единство. Через четыре дня у него день рождения, самое время.

Старая женщина словно бы вдруг устала. Она скинула с ног туфли и опустилась на табурет.

— «Собраться в Москве, продемонстрировать единство»… — Она говорила тихо, но ее глаза метали молнии. — Друг мой, не надо мне врать. Этому одному я всю жизнь учу своих детей. Если не можешь сказать правду, молчи. Ты, — она ткнула в него пальцем, — ты первый должен был это усвоить.

Порученец опустил глаза.

— С тех пор как Миша в Кремле, меня посещают какие-то недоумки. Поначалу с телевидения, хлыщи в вельветовых куртках; задумали сделать из меня символ России-матушки. Ха! Я быстро от них избавилась. Потом налетели газетчики и глупые мальчишки из госбезопасности, изображали из себя электриков, явились год предлогом починки электропроводки. — Она хитро улыбнулась. — А у меня вовек электропроводки не было. Керосиновые лампы лучше и гораздо надежнее. А эти — им бы только сунуть нос куда не просят, да начинить дом микрофонами или другой какой чепухой. Только и умеют, что транжирить государственные денежки. Лучше бы купили парочку тракторов.

Женщина вздохнула. Вспышка гнева, видимо, утомила ее.

— Не знаю, зачем ты собираешь нас в Москве. И похоже, что объяснять не намерен. — Она подняла на него глаза. — Но если это важно, поедем. Я их всех соберу. Племянницу у меня — ленивые балаболки, смена обстановки пойдет им на пользу. А что касается Эдуарда, так этот спит и видит Москву. Хочет стать государственным деятелем. Может, побывает там и наконец образумится.

Она поднялась из-за стола.

— Вам, наверное, пора идти. Ну а ты, молодой человек, — она взяла Виталия за руку, — когда мы виделись последний раз, был еще дитя. Совсем меня не помнишь, да? Позаботься о дяде. Ты ему нужен.

Они подошли к дверям, Виталий шагнул за порог. На секунду женщина удержала руку Порученца в своей и вдруг показалась ему такой слабой, такой беззащитной.

— Мой сын, как он там? С ним ничего не случится? — прошептала она.

Они встретились в темноте глазами.

— Не знаю. Я не знаю, что с нами будет.

— Он не верит в Бога, но я верю. Я помолюсь за него и за всех за вас.

Она закрыла дверь, чтобы их нельзя было разглядеть на свету, но в дом не ушла и продолжала стоять в палисаде до тех пор, пока гости не скрылись из виду.

Порученец нагнал Виталия и придержал около себя.

— Не возвращайся в гостиницу.

— Черт побери, что еще…

— Погоди. Двигай на центральную автобусную станцию и поезжай в Тараханов. Оттуда в полночь уходит поезд на Москву. Этим рейсом и отправляйся.

— А ты? Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Может, ничего такого. Но слишком легко мы это проделали. И ведь не скажешь, что нас никто не заметил. Город пуст. А в некоторых случаях чем больше народу, тем лучше, не так опасно. — Порученец вынул из кармана какой-то конверт. — Держи, вернешь мне в Москве. Ну, дорогу ты знаешь, пошел. — Он похлопал Виталия по спине и, пока тот не исчез на темной дороге, продолжал глядеть ему вслед.

Еще пару минут постоял. Спешить было некуда. Если все пойдет хорошо, он улетит в Москву завтра ранним утром. В голове роились воспоминания. Запахи леса вернули ему давние времена: звуки голосов, смеха, детских игр…