Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Я ненавижу себя, презираю… Ради чего я пошла на унижение? Ради людей, которых никогда не видела и не увижу. Что они дали?.. А взяли все! Ты даже не представляешь, как я тогда ненавидела тебя. Я была лишь инструментом в твоих руках, не так ли? Удобным инструментом. А я человек.

Внезапно Николаева осеклась, почувствовав новый прилив тошноты. «Надо быть спокойнее», — решила она про себя. Каждый всплеск эмоций кончался у нее одинаково.

— Ты не права, — сказал Анатоль. — Тебе… Нам с тобой давно пора забыть обо всем. Мы конченые люди. — Он вытер пот со лба.

— Да, а кто в этом виноват? — Николаева смотрела на него со злостью. — Вздумалось англичанам распустить нашу организацию, они и распустили. Только забыли предупредить об этом двух наших товарищей, и тебе пришлось устроить для них несчастный случай. Они ведь знали обо мне и Калягине. Я поймала Калягина, когда он был ничтожеством, а не важной шишкой. Послушать тебя, так он без меня не пролез бы в Политбюро.

— Мне нечего добавить. Говори, что нужно, и уходи.

«Как он сдал, — подумала Николаева. — И я уже старуха».

За окном свирепо завывал ветер, в соседской комнате играло радио. Наступил вечер — самое счастливое время для москвичей. Николаева взглянула на часы. Уже шесть.

Анатоль поерзал на стуле и улыбнулся.

— Не стоит ворошить прошлое.

Но слишком хорошо Ира знала этого человека, и его добродушная улыбка не обманывала ее.

— Тебя интересует мое будущее? Тогда поговорим о моей дочери, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.

— Хочешь есть?

— Нет.

Он сидели уже два часа, большей частью молча. О том, что их связывало, нельзя было говорить вслух. При упоминании любого из имен автоматически включался датчик тревоги, словно вмонтированный в мозге каждого из них. И каждый знал, что на самом деле кроется под казалось бы невинным замечанием собеседника. «Идиотское положение», — подумала Ирина.

— Ты изменился, Анатоль. Я не чувствую в тебе прежней силы. Что случилось?

Он пожал плечами.

— Вернулся к прежнему ремеслу. — Анатоль кивнул на стол, где были разложены часы разных марок и размеров. — Теперь я снова часовых дел мастер.

— Ты дурак, если решил, что у тебя есть будущее. Посмотри на меня, смотри внимательнее. — Она обвела пальцем свое лицо. — Видишь, я умираю, но готова заняться чем-нибудь более интересным, чем возня с чужими часами. У меня сохранились контакты, обо мне еще не забыли.

— Тебе надо уходить, ты и так засиделась. Кто знает, может, они все еще держат меня под колпаком? Тебя кто-нибудь видел в коридоре?

Николаева встала.

— Ты не только дурак, Анатоль, но еще и трус. Трус и дурак. Что касается меня, то я так просто не сдамся.

Она тихо, как бы про себя, рассмеялась.

— Мой маленький птенчик-министр вырос в большого жирного гуся, залетевшего прямо в Кремль. Слишком много он бегал за юбками, на том и попался, не так ли? Пожалуй, пора зарезать гуся, рождество скоро. — Ее голос опустился до шепота, но, казалось, был слышен по всему дому.

Анатоль подошел к ней и положил руку на плечо.

— Убери лапы, не трогай меня…

— Ты не поняла Ира. Он на нашей стороне. Правда. Он служит им, но работает на нас. Как ты, как вы все можете забывать об этом?!

— Я все помню. — Николаева плюнула на пол. — Все.

Анатоль наблюдал из окна, как она вышла на улицу и завернула за угол. В висках гулко пульсировала кровь. В прежние времена у него было железное самообладание, но где они, эти времена? Николаева стала опасной и неконтролируемой. Сейчас она могла разрушить грандиозную операцию, начатую много лет назад. Обращаться к ее рассудку бесполезно — болезнь помутила его.

А он думал, что прошлое уже никогда не вернется. С годами исчез нервный тик, спало постоянное напряжение, люди на улице перестали казаться переодетыми агентами КГБ, засыпать удавалось без водки. Теперь налаженная жизнь дала трещину и начала рассыпаться. Анатоль знал, что ему предстоит бессонная ночь.

9 декабря

Под утро Анатоль решился. Он натянул старое черное пальто, надел потертую меховую шапку и осторожно, стараясь не хлопнуть, закрыл за собой дверь. На улице уже появились редкие прохожие.

По пустынному переулку он прошел мимо синагоги, до сих пор единственной действующей в Москве. «Сколько же робких заклинаний, сколько отчаянных проклятий слышали эти стены», — подумал Анатоль. До войны они жили неподалеку отсюда. Синагога была чистенькой и тихой — нынешнее столпотворение в ней показалась бы тогда диким. Не одну тысячу раз прошагал он по этому переулку за руку с отцом, но так и остался равнодушным к вере предков.

Колю он нашел там, где и ожидал — около дверей пивного бара. Хотя пивнушка открывалась в одиннадцать, старик уже спозаранку бродил вокруг. Анатоль надеялся на его помощь, но Коля не захотел ввязываться.

— Лучше ты ничего не мог придумать? — сказал он, отводя глаза.

— А ты бы что предложил?

— Да, тяжелый случай…

— Потому я и пришел к тебе. Раньше ты мне всегда помогал.

— Пойми, я уже не тот. — Коля исподлобья взглянул на Анатоля. — Я просто не в состоянии идти на такое дело.