Шпион под подозрением. Спасские ворота

Анатоль смотрел на него, словно видя впервые — приземистого, с вызывающе еврейской бородой, с большими выцветшими глазами и висящей, как у слона, морщинистой кожей.

— Я не могу брать вею ответственность на себя, — сказал Анатоль.

— Придется. Посоветоваться тебе не с кем. Стариков уже нет, а молодежь… У них свои дела.

Мимо промчалась милицейская машина, брызнув из-под колес грязью на тротуар. Анатоль молча проводил ее взглядом. Затем грустно произнес:

— Похоже, я остался один.

— Так оно и есть, дружище. Надеюсь, Господь не покинет тебя.

Эту ночь Николаева спала хорошо. Проснувшись, она ощутила прилив сил и — новый приступ ненависти. Анатоль — жалкий трус. Пусть прячется в своей конуре, как старый никому не нужный пес. Она сама разберется с Калягиным.

Лена уже ушла на занятия и вернется часам к четырем. День сегодня был особенный — они собирались пойти в гости к Марине Александровне. Лена, разумеется, потащит туда и Сашу.

«Кстати, надо бы сегодня выглядеть получше», — подумала Николаева, и ее мысли опять вернулись к Калягину.

Дай Бог памяти, когда они в последний раз виделись с ним? Боже, какая она дура! Достаточно взглянуть на свою дочь — у той прямо на лбу написан точный день и даже час.

Калягин!

Ира мысленно повторяла это имя снова и снова. Сначала она ненавидела его за то, что должна была с ним встречаться, а потом — долгие годы — за то, что его не было рядом.

После той ночи она не позволила ему даже прикоснуться к себе. Ни разу, ибо все уже знала наперед.

Всего они виделись раз десять. А потом Ира отказалась идти к нему. Во время предыдущей встречи он заметил, как округлилась ее талия, и все прочел в ее глазах. Ира вспомнила его гнусную самодовольную ухмылку; он словно заглянул в будущее и с удовлетворением увидел там ожидающие ее беды.

А затем он исчез. Пропал бесследно как раз в тот момент, когда ей требовалась помощь после родов. Ушел, когда ей не с кем было поделиться первой радостью матери. Сбежал, когда она осталась без копейки и не имея угла, где приклонить голову.

Роддом, ЗАГС, милиция, детская поликлиника, собес, ясли, садик, школа — вся бюрократическая махина советского государства навалилась на ее плечи.

— Калягин, — простонала она снова.

Похоже, наступил его час расплатиться за все.

Ира сидела на кухне, наблюдая в окно, как малыши во дворе возятся в снегу. Рядом группками стояли их бабушки и судачили между собой. Следить за детьми, пока матери на работе, было их заботой, святым долгом, который возложило на них государство. «А как же иначе?» — удивились бы они.

У Николаевой сложилось иначе. Все с самого начала было против нее. Еще до родов, в женской консультации на нее обрушился град вопросов: кто отец? Почему вы не знаете, где он? Что-то натворил и скрывается? Почему вы молчите? Почему, почему, почему?.. Она слышала это повсюду — в яслях, в садике, в школе на родительских собраниях, на родительском комитете…

Ирина потеряла счет мелким обидам и унижениям, но чувства бессильной ярости и стыда остались навсегда. Какое право имели эти сытые лицемеры осуждать ее, ведь они сами разглагольствовали о моральном облике строителя коммунизма лишь с девяти до шести на службе, а дома, запершись, жрали друг друга поедом.

Наскоро одевшись, Николаева спустилась во двор. С ней никто не поздоровался. Поскользнувшись, она чуть не упала. Но сейчас она просто не обратила внимания на такие мелочи. Одна мысль поглощала ее: наконец кто-то заплатит за все — за ту ночь в Таллинне, за тысячи других дней и ночей.

Ближайший телефон-автомат был разбит, но следующий работал. Николаева набрала две цифры. Ответил милый женский голос:

— Ноль-два. Милиция вас слушает.

— Соедините меня, пожалуйста, с госбезопасностью.

— Извините, я не могу этого сделать. Что у вас случилось?

Николаева ожидала такого ответа. Однако «нет» в Советском Союзе редко означает действительный отказ. Обычно это приглашение к дальнейшему разговору.

— Хотите иметь крупные неприятности?

— Ждите!

Дежурная женщина-милиционер на Зубовском бульваре нажала две кнопки на пульте: первая подключала ее непосредственное начальство, вторая — систему поиска абонента.

— Ваша фамилия, имя, отчество?

Ира колебалась всего секунду.

— Николаева Ирина Дмитриевна.

— Что вы хотели сообщить? Говорите.

Замерзая в грязной телефонной будке с выдавленными стеклами, Николаева бросала в трубку бессвязные слова. Измена Родине. Предатель, стоящий в полушаге от абсолютной власти над государством. Проморгали шпиона у себя под самым носом. Ира ощущала, как нарастает напряжение на том конце провода. Почувствовав, что сказала достаточно, она повесила трубку и побрела домой. У милиции было вдоволь времени, чтобы проследить звонок, но что нового даст им эта информация? Абсолютно ничего.

Николаева уже забыла, когда в последний раз ей было так легко. Тело стало невесомым, голова ясной, ничего не болело. Да, сегодня ее звездный час — настоящий дар Божии.