— Извините за столь поздний визит, но, кажется, у вас есть новости от Маркуса? Мы беспокоимся. Он должен был прислать репортаж, но вот уже пару дней от него нет никаких известий…
Он сделал паузу, не зная, что еще сказать. Ситуация была щекотливая.
— Он мне не звонил. Да и с какой стати? Он уже взрослый. — Старая женщина улыбнулась. — Сожалею, мистер Фокс, ничем не могу вам помочь.
— А не могли бы вы припомнить, когда говорили с ним последний раз?
— По-моему, на прошлой неделе. Кажется, во вторник…
— Понятно, — Гарри Фокс встал. — Если он позвонит, пожалуйста, скажите ему, чтобы сразу связался с нами. Не забудете?
Когда они шли к выходу, сверху донесся какой-то шум. Старая женщина смутилась.
— Всего доброго, мистер Фокс.
— До свидания — и спасибо!
Напоследок она еще раз окинула взглядом его худое загорелое лицо, безукоризненно выглаженный серый костюм и подумала, что гость мало похож на журналиста.
Когда дверь за ним закрылась, Гарри Фокс улыбнулся. Он не получил той информации, за которой пришел, но донесшийся сверху детский плач кое-что все-таки прояснил.
Значит, Маркус отправил дочку домой. Похоже, Рассерт прав: англичанин ведет двойную игру.
Казалось, все москвичи — и стар, и млад — высыпали на улицы, чтобы насладиться хорошей погодой. Солнце уже скрылось за горизонтом, но вечер был теплый. Несмотря на довольно поздний час, в Александровском саду малыши продолжали играть у ног своих родителей. В сумерках двигались колонны огромных поливальных машин: по ночам город наводил чистоту.
Они прошли сквером мимо Боровицких ворот и зашагали по набережной Москвы-реки, удаляясь от Кремля. Справа в лабиринте узких улочек теснились невысокие белые особняки, которые после изгнания их владельцев-аристократов были поделены на коммуналки.
Анастасия привела его в какой-то темный тупик. Скрипнула деревянная дверь; они спустились по ступенькам и попали в темный коридор. Анастасия уверенно шла впереди, показывая дорогу. «Как хорошо она здесь ориентируется, эта сотрудница МИДа!» — подумал Маркус.
Только когда открылась дверь, он убедился, что дом все-таки обитаем. Мелькнуло незнакомое лицо, потом чья-то рука затащила их внутрь и быстро закрыла дверь. Они попали в слабо освещенную комнату, стены которой были увешены потемневшими иконами и картинами. Откуда-то доносились звуки скрипки. Маркус увидел перед собой светловолосого и бледного молодого человека лет двадцати пяти. Судя по выражению его лица, он находил происходящее ужасно забавным.
Анастасия на мгновение молча прижалась к нему — но не в порыве страсти, а словно для того, чтобы вобрать в себя часть его силы.
Они прошли в глубь комнаты. Незнакомец протянул Маркусу руку.
— Я старый друг Анастасии, — сказал он.
Его рукопожатие было как стальные тиски. Надежная рука человека опытного и уверенного в себе. Такого человека хотелось иметь на своей стороне.
Все трое уселись на раскладные стулья.
— При нем можно говорить? — спросил молодой русский, показав на Маркуса.
— Конечно, — ответила Анастасия. — И, покопавшись в сумочке, добавила: — Вот твои документы, деньги и билет.
Молодой русский посмотрел на то, что она ему передала, цепким взглядом и, не пересчитывая деньги, сунул их во внутренний карман пиджака. Потом снова улыбнулся, будто желая сказать, что дела идут отлично. Маркус подумал, что этот человек умеет быстро принимать решения и без колебаний воплощать их в жизнь.
— Надо бы перекусить. — Молодой русский встал. — Правда, я тут не хозяин, но в холодильнике кое-что оставлено. Очень мило с их стороны. Даже пиво есть.
— Нет, нет, — Анастасия помахала пальцем. — Никаких выпивок, я же говорила!
— Ты чересчур волнуешься.
— А ты чересчур спокоен. — Она поднялась. — Мне пора!
Маркус тронул ее за руку.
— Куда?
— Домой, Маркус, куда же еще? А ты останешься здесь. Наш друг… — Она перевела глаза на светловолосого русского, — наш друг — солдат. Он на нашей стороне, так что ты под надежной защитой. Он будет уходить, приходить, исчезать, появляться, но пусть тебя это не тревожит. Так ведь, господин солдат?
Улыбнувшись и продолжая разглядывать развешенные по стенам иконы и картины, молодой русский похлопал по внутреннему карману своего пиджака. Он производил впечатление человека наблюдательного и с хорошей реакцией. Глаза у него были живые и умные.
Анастасия, потянув Маркуса в переднюю, шепнула ему:
— Здесь ты будешь в безопасности. Я приду за тобой утром. Моему приятелю я доверяю. Не спрашивай почему, — доверяю и все!
И вдруг поцеловала его. Редкий для нее поступок. Да еще с таким пылом и самозабвением… Маркус почувствовал, что весь тает… Но Анастасия уже выскользнула из его объятий и исчезла за дверью.
Как всегда, не ответив толком ни на один вопрос.
Маркус долго беседовал с молодым русским. Тот назвался фотографом и рассказал, что ему надоело делать снимки в духе казенного оптимизма семидесятых годов и что теперь он наводит свой объектив на калек, нищих, отчаявшихся, сам факт существования которых так долго не признавался советским обществом.