Шпион, пришедший из кооператива (ЛП)

  Когда я наконец приехал на следующей неделе, Мелита подошла к двери, сияющая, она выглядела очень расслабленной и озорной. На ней было длинное ветхое старомодное коричневое шерстяное мужское пальто. На ее голове ненадежно сидела какая-то шляпа, в одной руке она сжимала нож, а в другой - ростки брокколи. Она провела меня в заднюю комнату рядом с кухней. Это была скорее пустая комната, если не считать большого кухонного стола, кресла, телевизора и буфета. Французские окна выходили в красивый сад. На кухонном столе лежали экземпляры газеты Коммунистической партии « Утренняя звезда». В возрасте восьмидесяти девяти лет каждую субботу она все еще доставляла тридцать два экземпляра газеты как друзьям, так и сторонникам партии. Я взял ту, которую она мне сохранила, и прочитал. Оловянный чайник на плите начал свистеть, становясь все более пронзительным, когда она протянула руку к двум кружкам с Че Геварой, которые использовала для подачи кооперативного чая. Она прошаркала обратно в комнату, неуверенно поставила кружки и начала. Я спросил ее, могу ли я записать интервью, но она сказала, что предпочла бы, чтобы я этого не делал, но что я могу делать записи, если захочу. Это было странное интервью. Было очевидно, что она все еще была в состоянии шока, и ее эксцентричная, озорная манера поведения была ее способом справиться. Я просто слушал. Я не подготовил никаких вопросов, поэтому просто позволил ей говорить, делая записи как можно быстрее. Все имена из русского шпионажа, о которых мы говорили ранее, теперь вошли в драму в другом качестве. Это было захватывающе: по мере того как она говорила, она становилась более оживленной, даже моложе, озорной женщиной, которой она когда-то была, к ней вернулась уверенность. Когда я уходил, она сказала, что я вернусь через пару недель.

  В мой ответный визит разговор начался с рассказа об отце. Хотя на момент смерти отца ей было всего шесть лет, ее мать хранила его память и постоянно говорила о его коммунистических убеждениях. Восемьдесят лет спустя, глядя на старые фотографии своего отца, она была явно расстроена своей «прогулкой» в качестве шпиона. «Я думала, что это сошло мне с рук», - повторяла она про себя снова и снова, опасаясь, что ее разоблачение, а не ее шпионаж, означает, что она подвела и своего отца, и Коммунистическую партию. Однако интервью проходило по той же схеме, что и предыдущее, и она очень оживилась, рассказывая о прошлых подвигах. Так было не всегда.

  В других случаях Мелита отказывалась от того, что она сказала, не агрессивно, но решительно, и начинала утверждать, что она «не техническая», понятия не имела, что она передала своим русским контролерам и кто они такие. Как только первоначальный шок от ее «вылазки» в качестве шпиона утих, она предприняла попытку ввести меня в заблуждение, по крайней мере, по ряду незначительных моментов. Однажды она не могла вспомнить, кто завербовал ее в российские спецслужбы, хотя раньше она очень хотела об этом поговорить. Тем не менее, она по-прежнему хотела, чтобы я написал ее биографию, и передала мне свои личные документы, которые остались в моем распоряжении. У нас было несколько встреч, все такие же интригующие, как и первая. Она не хотела, чтобы книга появилась при жизни, но чувствовала, что к ее мотивам шпионажа нужно относиться бессмысленно. Ей нравилось прозвище «шпион, пришедший из Кооператива», и за несколько месяцев до своей смерти она настояла на том, чтобы я взял на себя ответственность за ее кружки с Че Геварой.

  ГЛАВА 1

  Тайная жизнь Мелиты Норвуд

  M