Шпион товарища Сталина

— Я слышу, товарищ комбат. Как же без стрелка-радиста? Сержант Алова влилась в экипаж, проявила себя как храбрый танкист, и было бы неразумно…

— Не понадобится он вам. Будет стремительное наступление танковой лавой на высоты западнее Прохоровки. Алова заберет собаку и будет по-прежнему в распоряжении лейтенанта медицинской службы Ёловой. Сейчас о другом думайте — как занять высоты западнее Прохоровки? Вот вопрос!

— Товарищ комбат, сделаем все возможное!

— Почему немец ломит к Прохоровке, надеюсь, понятно?

— Последняя серьезная линия нашей обороны.

— Правильно, плюс от станции Прохоровка на Курск в тылу наших войск идет прекрасная железная дорога. По ней можно с комфортом прибыть в Курск, а комфорт и всемерное использование технических средств немцы обожают, тем более что тяжелым «тиграм» для быстрого передвижения требуется именно железная дорога. Любой глубокий ручей может их остановить. И не забывайте, что на станции Прохоровка хранится на складах значительное количество продовольствия и боеприпасов.

— Понятно.

— Член Военного совета фронта торопит. Свежие силы к нам пришли немалые. Из резерва. Дело намечается серьезное. Общайтесь, прощайтесь и спать. Завтра подъем на час раньше обычного. Да, вот еще что, Михаил. Твой трофейный Т-34 я взял себе, поскольку он командирский. Ты возьмешь мой танк.

— Здорово, — обрадованно сказал Седов. — Прекрасный танк с форсированным двигателем. На вашем танке, товарищ комбат, мы от Прохоровки прямиком к Гитлеру в Берлин въедем на рюмку крепкого русского чаю!

8

Комбат ушел, а вся честная компания расположилась в землянке. Только Тимофеев остался стоять, окидывая практичным взглядом углы.

Седов утянул Варю к себе на нары, усадил рядом с собой как дорогую гостью и угостил трофейным шоколадом. Весь его вид излучал неизвестно откуда взявшуюся галантность кавалергарда.

Однако буквально в следующий миг в озорных глазах Федора вдруг снова мелькнул страстный огонек.

— Говорят, что от этого шоколада звереют. Ешь, Варюха, тебе не грозит. Ты девочка правильная!

Варя, неотрывно глядя на Шилова, словно провоцируя его на что-то, медленно взяла в рот темный квадратный кусочек. В этот момент Тимофеев сделал шаг в глубь землянки, снял с плеча охотничий дробовик и любовно пристроил его в угол.

— На уток?

Тимофеев резко обернулся на язвительную реплику Седова, выпрямился и сильно ударился головой о бревенчатый настил.

— Ах, ты, шельма! Низковато здесь у вас. Зато теплее! Отцовский. Белке в глаз, как говорится. Башенный пулемет тоже знаю!

— Понятно, а как тебя звать-величать, мил человек?

— Три Тэ, товарищ сержант.

— Чего?.. Какой еще ТТ?

— Не ТТ, а Три Тэ. Тимофей Тимофеевич Тимофеев!

— Ах, вон оно что!

Тимофеев вдруг опустился на корточки перед Лаской, которая, повизгивая, терлась о его ноги, обхватил ее черную морду своими широкими, как лопаты, ладонями и мощно поцеловал прямо во влажный шершавый черный нос. Удивительно, но Ласка не сопротивлялась, словно с самого рождения нетерпеливо ждала, когда же ее наконец так расцелуют.

Тимофеев расплылся в улыбке.

— Всю жизнь о такой овчарке мечтал!

Ласка вдруг вырвалась из рук Тимофеева и пулей кокетливо выскочила из землянки. Тимофеев поднялся на ноги и снова сильно ударился затылком о настил.

— Правильно, что хвостатая девочка от тебя убежала, — сказал Седов. — На чужой каравай, Тимоха, рот не разевай!

Тимофеев, морщась от боли, потер затылок и вдруг заметил в дальнем пыльном углу шестиструнную гитару. Он шагнул к гитаре и бережно взял ее в руки.

— Товарищ сержант, ваша?

— Нет, рядовой Три Тэ, не моя. Здесь валялась, когда нас заселили. Одна струна оборвана. Сыграй!

Тимофеев сел на ящики и начал бренчать нечто такое, что вряд ли можно было назвать мелодией. Седов недовольно дернул плечом, но сквозь какофонию вдруг прорезался какой-то ритм, и Тимофеев запел неожиданно тонким озорным бабьим голосом:

— Проводила я миленка, он ушел фашистов бить, на прощанье обещала одного его любить!..

Седов одним ловким движением вдруг вырвал гитару из рук Тимофеева. Его губы тронула саркастическая улыбка.

— Дай сюда, это тебе не балалайка!

Седов вдруг мастерски взял пронзительный аккорд. Гитара как будто мигом преобразилась, даже пыль со струн и корпуса куда-то сразу испарилась.

Сержант, органично согнувшись под настилом и перебирая ногами на месте, словно в отчаянной попытке сдвинуть землю назад, запел голосом веселого заводилы:

— Тимка, помнишь траншею, когда взвод отступал, в грязной жиже по шею ты меня прикрывал…

Седов, продолжая перебирать ногами и аккомпанируя сам себе, пустился в лихой пляс. Варя захлопала в ладоши в такт танцу.

Седов мгновенно вошел в раж, выделывая ногами замысловатые кренделя. Каблуки его сапог часто-часто застучали по утрамбованному земляному полу. Тимофеев и Варя от души расхохотались.

Шилов вдруг хмуро протянул руку.

— Сержант, дай-ка, теперь я спою!

— Ты поешь? Не знал. Ладно, давай, спой, лейтенант.

Седов нехотя отдал гитару. Он снова уселся рядом с Варей и, как родную, тепло обнял ее за плечи.

Шилов сел на ящики и громко и грозно запел неплохо поставленным баритоном: