Шпион товарища Сталина

Сварив кофе, мы с наслаждением пригубили его. Я посмотрел в хитренькие глазки Гельмута.

— Давай-ка, старый лис, сознавайся, ты конечно же знал время отправления подземного бронепоезда фюрера из депо на аэродром. Что теперь будет?

— Ничего особенного, герр майор. Машинист обнаружит смену направления, остановит поезд, перейдет из головы в хвост состава, переключит тягу двигателя и приедет на аэродром по ветке, которая идет сюда из Берлина, а не из депо. Шутка, несомненно, будет замечена. Начнется проверка. Часовой в будке доложит о том, что мы примерно в то же самое время вышли из тоннеля. Нас арестуют, но вы, кажется, как раз этого хотели!

— Что же я скажу на следствии?

— Валите все на меня, а я буду молчать как рыба. Сколько дней вам надо? Я выдержу!

— О, Гельмут, дружище, хотя бы две недели. В случае успеха шоколад и коньяк станут твоей повседневной пищей.

— Выдержу, будьте спокойны!

Однако в действительности все пошло совсем не так, как предрекал Гельмут. Вернее, поначалу все шло именно так, а затем — не так.

Мы не успели допить наш кофе, как были обнаружены гестаповцами. Бравые молодцы в строгих костюмчиках мило подхватили нас под белы рученьки и немедленно отвезли в Берлин.

8

Оказалось, что бронепоезд шел на аэродром, чтобы встретить не кого-нибудь, а самого Мартина Бормана. Товарищ по партии Борман, как всегда, вез фюреру что-то особо секретное, скорее всего, очередную картину какого-нибудь великого художника в подарок, а бронепоезд опоздал на десять минут.

В опоздании поезда вряд ли можно было увидеть трагедию. Трагедия состояла в том, что произошел взрыв.

Да, именно так. В секретном туннеле грохнул взрыв!

Французская противотанковая мина рванула довольно внушительно, однако бронепоезд не пострадал. Секретный поезд пошел на развилке влево, а взрыв произошел в тоннеле, который уходил вправо.

Другими словами, если бы Гельмут не перевел стрелку, поезд фюрера был бы поврежден и на какое-то время непременно вышел бы из строя. Мелочь, но как она действует на нервы. Надо было знать чрезвычайно тонкую и до крайности ранимую нервную систему фюрера, чтобы понять, какова будет его реакция.

Мы с Гельмутом стали первыми подозреваемыми по делу, однако расследование неизбежно упиралось в то, что нам с Гельмутом не было смысла закладывать мину, поскольку мы перевели стрелку и пустили поезд по другой ветке. Да, мы пошутили, но наша шутка, между прочим, спасла бронепоезд фюрера от крушения.

Короче говоря, нас выпустили в тот же день. Похоже, нас никто не собирался наказывать, что представлялось вполне логичным.

Мы продолжили разговор в компании с добрым французским коньяком, запасы которого заметно оскудели. Конечно, в глубине души я понимал, что эпизод с поездом произошел не случайно и что Гельмут — темная лошадка, но выяснить в тот момент подоплеку событий у меня не было никакой возможности. Все прояснилось гораздо позже.

Наутро меня снова ждал сюрприз. Похоже, они стали выстраиваться в очередь у моей входной двери.

9

Когда фюрер загорался идеей, погасить ее могла лишь другая идея, однако при условии, что она исходила от него же и была еще более захватывающей. Чрезвычайно нервный, взрывной и подвижный, он мог за день навертеть груду дел.

Однако к вечеру Гитлер часто впадал в меланхолию. Тогда вождь уединялся в спальне со своей красавицей, подругой жизни Евой Браун, и до полуночи, лежа в кресле, читал английские газеты, в то время как она пила кофе и лакомилась превосходными шоколадными конфетами, до которых фюрер, впрочем, тоже был большим охотником.

Однако разговор не о том. Очередным сюрпризом оказалась моя встреча с Адольфом Гитлером. Сам того не ведая, я предотвратил крушение его бронепоезда, который он ценил так, как мальчик ценит свою любимую игрушку, поэтому, видимо, пожелал встретиться со мной лично.

Дул свежий июньский ветерок. С открытой террасы секретной виллы открывался превосходный вид на Альпы. Величественные горы гипнотизировали наблюдателя белоснежными вершинами, а фюрер — своим взглядом, хотя гипноз фюрера был далеко не таким величественным и волшебным, как обаяние Альп.

Фюрер, кажется, искренне любил своего собеседника. Он необъяснимым образом угадывал его тайные желания и находил быстрые способы их удовлетворения. Непонятно, как фюреру в две секунды удавалось становиться закадычным другом человека, которого он видел впервые в жизни.

Однако где-то в глубине души неясная тревога подсказывает вам, что такое искреннее расположение преследует некие непонятные цели. Вы не знаете до конца всего — значит, здесь кроется какой-то обман.

Какую же дань приготовил для меня фюрер? А может, моя интуиция стала подводить меня, и на самом деле он открыт, душевен, доброжелателен, искренен? По крайней мере говорил он, кажется, предельно откровенно.

— Жаль, герр майор, что новейший наш «мессершмитт» разбился, но, с другой стороны, вы спасли опытный образец. Сломанное крыло и погнутый винт — ерунда. Главное, что начинка самолета осталась в целости и сохранности. Вы, кажется, совершили чудо!