Шпион товарища Сталина

Теперь Эрих Нобль, как поведала мне Хелен, пытается применить так называемую ускоренную процедуру судебного разбирательства, чтобы постараться как можно скорее отправить Урсулу в концлагерь и там через своих людей обеспечить ей особое положение. Таким хитрым способом Нобль постарается завоевать наконец расположение любимой девушки.

10

Погода была прекрасной, Берлин сиял великолепием, настроение у меня улучшилось, о расставании думать не хотелось, однако у Хелен настроение, похоже, напротив, резко ухудшилось, она выглядела очень грустной. Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но не решалась.

День прошел, словно в сказочном сне. Близость расставания придавала ему особый шарм.

Вечером мы заехали в «Веселую наковальню». Эмма, как всегда, была в ударе.

В пивной царила атмосфера беззаботного веселья. Пилоты люфтваффе, завсегдатаи заведения, умели веселиться и отдыхать. Думать о том, что завтра поезд повезет меня в Москву, совершенно не хотелось.

Хелен с грустной улыбкой рассказала мне об ухаживаниях Гофмана. Оказывается, он благополучно оклемался после аварии и теперь ходил еще более важным индюком. Ему все-таки удалось повернуть дело так, что именно он выиграл показательный воздушный бой, а не я. Геринг умел облечь не очень приятную сказку в необыкновенно привлекательную обложку. Фюрер то ли в самом деле поверил, то ли был обманываться рад.

Короче говоря, состоялась встреча Гофмана с фюрером и выражение высочайшей признательности заслуг летчика. Гофман раздулся, как надувной лиловый праздничный шарик, таким он вдруг сделался гордым.

Хелен со смехом рассказала, что Рупперт похвастался подарками, которые получил от фюрера. Они в самом деле были впечатляющими.

Как сообщила Хелен, без энтузиазма время о времени делая маленькие глотки из изящной стеклянной пивной кружечки, фюрер подарил Гофману малокалиберный пистолет вальтер с золоченой ручкой и гравировкой «Иосифу Сталину в память о дружбе от Адольфа Гитлера, Берлин — Москва» с датой «22/06/1941». Вторым подарком фюрера был великолепный черный кожаный блокнот с золотым тиснением в виде Спасской башни Кремля и дарственной надписью на обложке, выведенной от руки самим фюрером: «Германия всегда была, есть и будет другом России. Адольф Гитлер» с датой «17/07/1941».

Надписи на подарках Гитлера мне показались странными. Если подарки Гофману, то почему упоминается товарищ Сталин? И почему обозначены даты, которые еще не наступили, — двадцать второе июня и семнадцатое июля сорок первого года?

Хелен ответила, что надписи на подарках тоже насторожили ее. Она несколько раз невзначай спрашивала о них у Гофмана, но он каждый раз лишь загадочно улыбался, как видно, желал набить себе цену.

11

Какой-то очередной воздыхатель вдруг подошел к нашему столику и преподнес мне, как счастливому кавалеру, пачку превосходных эксклюзивных французских сигарет. Когда он, расшаркиваясь, удалился, я посмотрел на Хелен.

Она не курила. Видя, что мне не терпится испробовать табак и выразить по поводу его качества свое мнение, она посоветовала удалиться в курительную комнату, которую Эмма специально оборудовала где-то наверху, так как не выносила табачный дым: у нее от него случались довольно неприятные приступы аллергии.

Я прошел по какому-то узенькому замысловатому коридору, с трудом нашел нужную лестницу, поднялся по ней, она была винтовой и довольно скрипучей. Едва не стукнувшись головой о какой-то коварно выступивший наружу угол, я наконец вошел в искомую комнатку.

Похоже, собравшиеся в пивной летчики были некурящими спортсменами, а может, они сделали ход конем, подарив мне пачку отличных сигарет, чтобы я хоть на минутку оставил Хелен одну, тогда они смогли бы наконец непринужденно пообщаться с ней.

В общем, не знаю почему, но в курительной комнате никого не было. Бросилась в глаза чистота. Свежий вечерний ветер ударил в лицо сквозь раскрытую оконную створку.

Я подошел к подоконнику, с нетерпением вскрыл пачку и закурил. Табак был мягким и слегка волнующим.

Конечно, после «Казбека» и «Беломорканала» табак вызывал другие ощущения, был необычным. Я не сказал бы, что он был лучше, — просто в самом деле он был мне в диковинку.

За окном сгущались сумерки. С высоты, на которой находилось окно, мне были видны угол здания и часть освещенной улицы.

Внезапно раздался грохот мотоциклетных двигателей. Я увидел, как на улице промелькнули мощные черные мотоциклы, на них уверенно восседали люди в форме мышиного цвета.

Через секунду внизу, в зале пивной, послышался шум, а вслед за ним — отрывистые команды. Я насторожился.

Крики доносились довольно отчетливо. Скоро мне удалось понять, что полиция ищет опасного преступника и проводит облаву, требуя от всех оставаться на своих местах.

Я поспешил вниз к Хелен, но вдруг донесшийся из окна протяжный шакалий вой заставил меня замереть на месте. По коже пробежала противная дрожь.

Бросившись к подоконнику, я увидел, что в закуток под окном по-хозяйски вошли два поджарых гестаповских офицера с волевыми носатыми лицами. В одном из них я без труда сразу узнал Нобля.