Мне почему-то вспомнился бодрый советский плакат с работницей кооператива, широко улыбающейся от уха до уха и любующейся на сверкающие глянцем новенькие галоши. Внизу аршинными малиновыми буквами было выведено: „В каждом кооперативе должны быть галоши Резинотреста“.
Лобок подался вперед.
— Товарищ Сталин…
— Что ж, Лобок, есть еще фронт работы, есть. Подчистили, да не до конца!
— Я — Колобок.
Товарищ Сталин положил перед Лобком какой-то предмет. Лобок с нескрываемым ужасом взял его в руку так, словно предмет мог в любой момент превратиться в ядовитого паука. То была бронзовая полоска в виде корявой шестерки, а на самом деле обломанная половинка восьмерки. На обломке была выдавлена надпись: „Германия всегда была, есть и будет…“
— Плохо работаешь, Колобок. Твоя? Где потерял?
— Виноват, товарищ Сталин.
Лобок ответил машинально. Он думал совершенно о другом.
Его лицо вдруг сделалось твердым и темным, словно высеченным из гранита. Оно как будто приготовилось стать барельефом на надгробном памятнике. Только кто и когда изготовит такой барельеф?
Товарищ Сталин посмотрел на Лобка с добродушным прищуром.
— Наши враги твердят: жуткие застенки НКВД. Ужасающие пытки и издевательства творятся там. Конечно, садисты встречаются. Как же без них? В семье не без урода. Проходимцев везде хватает. Вот скажи мне, Колобок, зачем мне тебя пытать? Ты сам все рассказал. Тебе лишь бы засунуть свой жаркий стержень в очередное жаркое гнездо. Эх, испытатель ты мой, испытатель! Как гнезда? Отличаются? Колобок ты мой, Колобок. Лобком ты был, лобком ты и остался.
Лобок громко сглотнул вязкую слюну. Его лицо продолжало оставаться серым и каменным, однако нижняя губа вдруг предательски повисла безвольной тряпкой. Такое выражение бывает у человека, который никак не может оценить явление с точки зрения здравого смысла, поскольку явление дерзко противоречит законам природы.
Я сидела спокойно и бесстрастно. Наступал самый ответственный момент. Невозможно было предугадать, что сейчас предпримет Лобок.
Он вдруг с невыразимой надеждой посмотрел на меня.
— Госпожа фон Горн, что же вы молчите? Скажите товарищу Сталину, что его ввели в заблуждение вредители и провокаторы. Они, значит, чистенькие, а я…
— Брось, Лобок! Что может сказать капитан госбезопасности Елена Юрьевна Коренева? Головой-то думай! Умей проигрывать достойно. Ничего, попилишь елки где-нибудь под Томском, подумаешь о житье-бытье, расскажешь нам о своих хозяевах. Глядишь, жизнь наладится. В лагере хорошо, гораздо лучше, чем ты думаешь.
— Я… не… тот. Зря вы. Разрешите выпить воды?
— Выпей, Лобок, выпей. Тебе сейчас волноваться вредно.
Лобок вскочил, кинулся к графину с водой, стоявшему посреди стола для совещаний, но схватил не графин, а вальтер, блокнот и письмо Гитлера, которые продолжали лежать на краю стола.
Сталин с невозмутимым видом обернулся в кресле. Я оцепенела.
Оружия у меня при себе не было, и Лобок об этом знал. Он небрежно направил дуло вальтера куда-то вниз, под ноги вождю, а блокнот и письмо засунул в необъятный карман своих темно-синих брюк-галифе.
Лобок вдруг противно захихикал.
— Сталин, ты не понял! Тебе конец. Полный, как говорится… конец! В соперничестве с Гитлером ты проиграл. Ему пока что отдано предпочтение, а тебя слили. Твой аппарат превосходно держит нос по ветру и все понял правильно. Ты не понял, а твой аппарат давно понял. Ты не представляешь, какой масштаб предательства тебя ожидает. Скоро увидишь! Подтверждения из наркоматов не пришли, потому что ты поручил взять с поличным заговорщиков как раз тем, кто сам связан с заговорщиками. Такой режим осуществления власти тебя будет преследовать повсюду, а прикончат тебя твои же якобы верные соратники. Они прибьют тебя, как собаку. Когда будешь подыхать, вспомнишь мои слова!
Товарищ Сталин спокойно сидел в кресле, поглаживая темный ус. Лобок взвизгнул голодным шакалом и вдруг кинулся в угол кабинета. В следующий миг он исчез за шторой, темневшей за книжным шкафом.
Вождь с улыбкой посмотрел на меня.
— Пейте чай, Елена. Вижу, что вы очень устали, вымотались, да еще переживаете. Никогда не переживайте, слышите? Что бы ни случилось, ответное движение всегда должно быть размеренным, без рывков. Все образуется без ваших переживаний, дорогая моя. Вам требуется отдых. Пейте чай с лимоном, он вас подкрепит. Хочу похвастаться, я этот лимон в Абхазии вырастил. Сам, своими руками. Боялся он холодов, расти боялся, а потом вдруг за одну весну ветви развернул и поднялся. Сразу взрослым стал. Теперь ему ничего не страшно. Меня переживет. Всех нас переживет!
— Товарищ Сталин, а как же…
— Лобок?
— Да, Лобок.
— Куда он денется?
— Как? Он же ушел с оружием в соседнюю комнату!
— Заблудиться там можно, в соседней комнате, вот что я вам скажу. Пейте чай!
— Товарищ Сталин, я так не могу! Разрешите, я возьму сотрудников НКГБ и поеду на завод. Может, он там объявится?
Товарищ Сталин вдруг недовольно нахмурился. Как видно, он очень не любил суету, но я в самом деле не могла сейчас просто сидеть и пить чай.
— Что же, если хотите, берите сотрудников и езжайте!