Шпион товарища Сталина

Полковник Лобок превратился в жирный обгоревший угольный ком, словно сгоревший в раскаленной русской печи колобок, о котором, заболтавшись с соседкой, напрочь забыла беспечная хозяйка. Вальтер под воздействием адской температуры безнадежно испортился, а от блокнота чудом сохранился всего лишь один позолоченный кусочек.

Чуть позже выяснилось, что под Боровицким мостом бравый Лобок, как заправский нью-йоркский гангстер, словно всю жизнь этим занимался, остановил легковую служебную машину. Угрожая вальтером, он вышвырнул из машины водителя и его пассажира — директора чаеразвесочной фабрики, загнал их в канализационный люк, закрыл крышкой, затем завладел автомобилем и беспрепятственно доехал до завода.

Между прочим, у Лобка был предусмотрительно оборудован тайный лаз. Так он пробрался на летное поле, контрольно-пропускной пункт не пересекал. Улучшив момент, он влез в кабину „мессершмитта“.

Что было дальше, ты теперь знаешь, однако по какому тайному ходу Лобок прошел из кабинета товарища Сталина, есть ли на самом деле подземный тайный ход, я не знаю. Если подземного хода нет, то тогда непонятно, как Лобок, минуя охрану, очутился за пределами кремлевских стен, под Боровицким мостом. Понятно лишь одно: никто нам об этом теперь никогда не расскажет.

Вот так, Валера, дорогой мой. Фух, как я устала!»

Окончив рассказ, Лена вздохнула и встала из-за стола. Она была похожа на выжатый лимон.

Я тоже поднялся и шагнул к ней. Она обняла меня за плечи. Я нежно обхватил ее за талию.

Лена устало положила голову мне на грудь. Я сердцем почувствовал, что она в самом деле очень вымоталась и хочет спать. Спокойно, сладко и безмятежно.

Лена заговорила, не поднимая головы, и ее губы защекотали мне грудь сквозь гимнастерку.

— Твоя Вера очень красивая.

— Я только сейчас понял, что Вера — твой агент.

Елена резко подняла голову, поймала мой обескураженный взгляд и звонко рассмеялась. Желание поцеловать ее было непреодолимым, но она вырвалась из моих рук.

— Нет, Валера, ошибаешься, Вера — вовсе не мой агент. Если бы она была моим агентом, я знала бы об орехе, а я об орехе не знала. Между прочим, когда я доложила товарищу Сталину суть операции, мне показалось, что он очень быстро, практически мгновенно вник в детали и сразу же согласился с моим планом. Представляешь?

— Ты хочешь сказать, что Вера — личный агент товарища Сталина?

— Пустой разговор, нам никто никогда ничего не подтвердит, а домыслы всегда остаются домыслами!

— Однако ты сама?.. Являешься ли ты сама личным доверенным лицом товарища Сталина?

Лицо Елены вдруг сделалось очень серьезным. Стало понятно, что есть вещи, которые лучше вообще не затрагивать.

Я примирительно улыбнулся и тепло обнял ее за плечи.

— По крайней мере, подтверди, что ты выбрала именно меня для командировки в Германию. Верно?

Елена снова просветлела лицом и рассмеялась. Какой все-таки удивительный у нее был смех!

Она нежно провела ладонью по моим волнистым волосам.

— Ничего ты не понял, говорю же, не я, а товарищ Сталин.

— Я, знаешь, хочу тебе сказать…

— Не надо ничего говорить, дорогой мой! Ты мне тоже очень нравишься, но, как бы сказать, то была игра, понимаешь? Всего лишь задание!.. Теперь оно закончилось, и все растаяло как дым. К сожалению!

В душе у меня страшно похолодело. Я смотрел в ее спокойные усталые глаза, желающие лишь одного — отключиться и спать, и мне стало совсем плохо.

Так плохо бывает летчику, когда он попадает во время полета на отрицательные перегрузки. Кто знает, тот поймет!

Красивая картина акварелью оказалась миражом. Невыразимая горечь вдруг охватила мое сердце. Эх, а я, дурак, думал, что…

Она твердо и прямо посмотрела мне в глаза.

— Ничего, Валера, ничего! Переживи как-то, дорогой мой. Я знаю, ты сильный, ты справишься. Вера тебя утешит, а меня, извини, ждет новое задание!

Эпилог

Когда твой мир — мир колеса,

Ты все равно все сможешь сам,

Кипит в тебе бельчонка кровь,

Есть взлет, бельчонок, есть любовь!

Владилен Елеонский. Бельчонок в колесе

1

Вера недвусмысленно предложила продолжить, но к тому моменту я почувствовал в себе существенные изменения. Я, кажется, стал совсем другим.

Вера, Верочка, Верунчик. Подруга дней моих суровых!

Вера призналась мне в любви, уверяя, что наши отношения священны, они никак не связаны с отношениями, которые навязал ей Лобок. Я ответил, что мне необходимо время, однако то была отговорка. Я знал, что никакого продолжения не будет!

Тот легкий цинизм, с которым я относился к личной жизни, растаял как дым. Елена не выходила из моей головы и из моего сердца. Я окаменел, словно Рыцарь, всецело посвятивший свою жизнь своей Даме Сердца.

Конечно, есть природа, она требует своего.

Однако есть еще кое-что, без чего природа бессмысленна, бесчестна и бессовестна. Как все просто, и как все сложно!