Тем не менее, несмотря на лишения, разочарования и поражения, первый главный итог состоял в том, что семнадцатого июля, как планировал Гитлер, никакой смены власти в СССР не случилось. Немцы не смогли войти в Москву. Несмотря на предательство, саботаж и двурушничество, имевшие место в ряде случаев, тем не менее блицкриг, основанный на внезапности удара, дезинформации и разложении страны изнутри, с треском провалился.
3
Все на нашем заводе работали день и ночь, а двадцать второго июля сорок первого года, ровно через месяц после начала войны, немцы бомбили Москву. С этого дня наша столица стала фронтовым городом.
Сомнений больше быть не могло — началась тяжелая тотальная война. В самые первые военные недели многие потеряли своих родных и близких. Горе горькое поднялось над нашими городами и селами!
Моим товарищам летчикам-испытателям поручили протестировать новую модель Яка. Они стали жаловаться, что новый Як имеет множество недоработок.
Мне же, напротив, поручили продолжить испытания сверхскоростного советского истребителя, который сконструировал наш выдающийся авиаконструктор Николай Поликарпов. Самолет, который по всем параметрам превосходил хваленый германский «мессершмитт», значился как проект И-180 и лично мне очень нравился.
О нем даже сейчас мало кто знает. Несмотря на все очевидные преимущества, тем не менее возобладало мнение, что новый самолет будет дороже Яка.
Помимо этого высказывалось опасение, что у него будет гораздо больше проблем с поставкой узловых деталей и запасных частей в условиях эвакуации. По этой причине быстрая и эффективная доводка самолета якобы станет попросту невозможной.
Понятное дело, иногда не хватало элементарных деталей, так как началась массовая эвакуация заводов из европейской части в глубь страны. Со своего прежнего места заводы сорвались, а на новое место назначения еще не прибыли. Да и где оно было — новое место назначения? Зачастую буквально под брезентом в поле!
Проект И-180 перестал быть ведущим. В рамках постепенного его сворачивания меня отправили на Ленинградский фронт — испытывать новые МиГи с целью их окончательной доводки.
Осенью сорок первого года, находясь на фронте, я довольно легко сбил два скоростных немецких бомбардировщика Ю-88 на экспериментальном МиГе. В то же время мой МиГ вызывал множество нареканий, в первую очередь по двигателю. Он был ненадежен!
4
В декабре сорок первого года Красная армия отбросила немецко-фашистские войска от Москвы. Обстановка более или менее стабилизировалась, и меня вызвали с Ленинградского фронта в столицу. Я понятия не имел о цели вызова.
Когда я приземлился на своем МиГе на секретном военном аэродроме в черте города, подъехал черный лимузин, и люди в модных темных широкополых шляпах и плащах-балахонах вежливо пригласили меня в машину. Куда меня везут, я не знал, окна в автомобиле были зашторены, а салон отделен от места водителя перегородкой из бронестекла, которая тоже была тщательно закрыта шторкой.
Я попытался спросить своих суровых спутников, куда меня везут, однако на все вопросы был лишь один ответ:
— Не волнуйтесь, товарищ Шаталов, сейчас все узнаете.
Честно говоря, мне стало не по себе. О том, как у нас пропадают сотрудники и сотрудницы завода, знали все. Никто не был застрахован.
Секретная проверка, конечно, не афишировалась. Человек просто исчезал.
Многие возвращались, но иногда сотрудник завода пропадал бесследно. Все понимали, что так надо. Практически все на нашем заводе прошли такую чистку в разных вариантах. Кто-то отделался сравнительно легко, кто-то не очень.
Я знал, что в любой момент тоже могу быть подвергнут чистке, но, когда момент наступил, повторяю, мне стало не по себе, и под ложечкой засосало довольно тоскливо. Каково же было мое изумление, когда я вышел из лимузина в кремлевском дворе и меня провели прямо в кабинет товарища Сталина.
Вождь встретил меня очень приветливо. Он предложил сесть за столик, примкнутый торцом к его рабочему столу.
Усевшись за столик, я сразу обратил внимание, что на зеленом сукне сталинского рабочего стола были аккуратно разложены чертежи самолетных двигателей. Товарищ Сталин сделал небольшую паузу, как будто давая мне время немного освоиться.
Он неторопливо закурил и стал расхаживать по кабинету с дымящейся трубкой в согнутой руке. Вождь неторопливо вышагивал вдоль стены, увешанной полками с многочисленными толстыми книгами. Чтобы видеть его, мне пришлось в полоборота повернуться на стуле.
Товарищ Сталин заговорил не сразу, но, когда заговорил, я сразу погрузился в особый мир, в котором все было аккуратно расставлено и разложено, словно книги на полках в сталинском кабинете.
— Мы с вами виделись на совещании летчиков-испытателей завода номер один в тридцать восьмом году?
— Так точно, товарищ Сталин!
— И на новогоднем банкете в декабре тридцать девятого?
— Так точно, товарищ Сталин!
— Когда я декламировал сказку о бельчонке в стихах, вы что-то помечали в блокнот.
— Так точно, помечал, товарищ Сталин. Хотел сказку запомнить, чтобы племяннице на ночь рассказать.
— Племяннице? Похвально!