Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

Я почувствовал некоторое облегчение и вместе с тем был озадачен их стремлением обойти вопрос о возможности того, что я был израильтянином. Конечно, сама возможность этого не могла не прийти им в голову еще до суда, в конце концов, меня допрашивали тридцать три дня. Египтяне мыслят не очень логически, но их ни в коем случае нельзя считать дураками. Любое, даже самое совершенное прикрытие имеет слабые звенья, и мое не было исключением. Тщательное расследование могло, как минимум, вызвать новые вопросы, выявить факты, которые не вписывались в мою легенду, в мою нынешнюю и прошлую жизнь, как я описал ее следователям. И тем не менее председатель суда и прокурор с готовностью приняли мои объяснения по поводу письма и согласились проигнорировать его содержание.

Почему же они так легко согласились забыть о письме? Тут могут быть несколько объяснений. Одно может заключаться в том, что они действительно мне поверили. В конце концов, меня ведь «опознали» как бывшего оберштурмбаннфюрера СС, и, хотя я отрицал это, никто мне не верил. Другое возможное объяснение может заключаться в том, что отношения между Египтом и Западной Германией были довольно напряженными — осуждение за шпионаж немца, а не израильтянина могло дать египтянам еще один повод для их полного разрыва. Третье возможное объяснение: я в течение пяти лет успешно работал в Египте и был арестован лишь после того, как иностранная спецслужба предоставила египтянам конкретную информацию. Протоколы допроса немца Лотца насчитывали свыше 1800 листов, в которых, кажется, все было расставлено по своим местам. И вдруг появляется это анонимное письмо. Возможно, египтяне просто не могли заставить себя признать такой позорный для них факт, что у них под носом пять лет работал израильский разведчик, который получал очень ценную информацию. К тому же ему удалось ввести в заблуждение следствие и суд. Возможно, египтяне с их гипертрофированным чувством престижа, которое иногда доходит до глупости, просто не могли признаться даже самим себе, что информация о моей принадлежности к Израилю была правдой.

Затем последовал допрос Вальтрауд. Все шло в точности по сценарию и заняло не больше двух часов. То есть она якобы имела только самое общее представление о том, чем я занимался в действительности, и, если не считать того, что иногда она видела меня работающим на радиостанции, она практически ничего не знала. Да, она знала, что я часто приглашал к себе людей для того, чтобы получить от них информацию. Но она всего лишь старалась быть гостеприимной хозяйкой. Нет, она не знала, какая информация меня интересовала. Она просто была женой и домохозяйкой, не более того.

— Ну а теперь, — спросил председатель суда, — когда вы узнали, чем занимался ваш муж, как вы к нему относитесь?

— Естественно, для меня это стало шоком, но верная жена должна поддерживать мужа в несчастье. Кому-то это может показаться странным, но теперь я люблю своего мужа еще больше. Его судьба в ваших руках, и я прошу вас проявить к нему милосердие. Я надеюсь, что когда-нибудь мы снова будем свободны и будем жить в каком-нибудь далеком уголке мира, где нас никто не знает.

— Молодец, — сказал я ей, когда она закончила свои показания и вернулась на свое место рядом со мной.

Потом допрашивали Кисова, как третьего обвиняемого. Ему было задано лишь несколько рутинных вопросов по его биографии и роду занятий, после чего суд удалился на закрытое заседание. Там Кисов отвечал на вопросы по египетской экономике. Нарисованная им картина носила столь мрачный характер, что египетской общественности, по мнению суда, лучше было не знать.

В течение следующих трех дней суд допрашивал различных свидетелей. Офицер-связист объяснил, как работает мой радиопередатчик. Специалист-дешифровщик рассказал, как были расшифрованы мои сообщения. Другой офицер ответил на вопросы о взрывных устройствах, которые были найдены у меня, и о тех, о которых я даже никогда не слышал. Наконец выступил почтальон, который потерял глаз в результате взрыва в его руках письма, адресованного немецкому специалисту. Он, правда, не объяснил, почему он открыл письмо, адресованное другому лицу. (Естественно, что вся почта иностранных специалистов в Египте подвергалась цензуре.)

Перед тем как вызвать очередного свидетеля, из зала удалили всех зрителей и журналистов. В зал строевым шагом вошел элегантный майор, который, подойдя к столу суда, отдал честь, представился и замер по стойке «смирно».

— Какую должность вы занимаете? — спросил председатель суда.

— Я представляю министерство обороны, ваша честь.

— Какие вы можете дать свидетельские показания по данному делу?

— Мне было поручено провести анализ информации, которая содержалась в расшифрованных радиограммах, переданных обвиняемым Вольфгангом Лотцем.

— О чем говорилось в этих сообщениях?

— Большинство из них содержало секретные и совершенно секретные сведения военного и политического характера. Моя задача заключалась в том, чтобы провести анализ информации военного характера.