Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

Едва я успел произнести эти слова, как около дюжины репортеров сорвались со своих мест и побежали к телефонам. Когда порядок в зале был восстановлен, заседание продолжилось. Вопросы председателя суда полностью совпадали с зафиксированными в протоколе вопросами прокурора Самира Нага, как, естественно, и мои ответы на них. После нескольких недель репетиций с Самиром Нагом я знал их наизусть. Как только мой ответ хоть чуть-чуть отличался от того, что было зафиксировано в протоколе, председатель суда изумленно поднимал брови и говорил: «…Но на предварительном следствии вы заявляли…», и я послушно исправлял свою ошибку.

Согласно достигнутой ранее договоренности, имена египетских официальных лиц не упоминались. Единственным исключением стал Юсуф Гураб, недавнее снятие которого с поста губернатора и увольнение из полиции вызвало оживленные комментарии. Суду была предъявлена моя радиостанция, а мне предложено продемонстрировать порядок работы на ней и объяснить систему кодирования сообщений. Заседание продолжалось четыре часа, после чего объявили перерыв до следующего дня. На следующем заседании допрос продолжался примерно в том же ключе. Им нужно было услышать от меня лишь общее описание моей шпионской работы.

— Пожалуйста, не надо деталей. Скоро мы проведем закрытое заседание и услышим от вас все, что не предназначено для публикации.

И тут началось самое интересное.

Прокурор Самир Наг поднялся со своего места и помахал в воздухе каким-то документом.

— Ваша честь, прежде чем мы перейдем к закрытому заседанию, я бы хотел представить суду это доказательство.

— Пожалуйста, Самир.

— Ваша честь, это письмо я получил из Германии от человека, чье имя я не могу раскрыть. Это письмо касается обвиняемого Вольфганга Лотца, я прочту суду арабский перевод немецкого оригинала.

«Генеральному прокурору

12 июля 1965 года

Несколько недель назад мы обсудили с профессором Пилцем[10] дело Лотца. Я был информирован о том, что помимо немецкого гражданства Лотц имеет гражданство Израиля. Согласно имеющимся у меня данным, Лотц родился в 1921 году в Мангейме. В 1933 году он эмигрировал со своей матерью в Палестину, где после создания в 1948 году Государства Израиль стал израильским гражданином. Мне также сообщили, что он служил в качестве офицера в израильской армии. Германские власти тоже располагают этой информацией, и мне достоверно известно, что несколько дней назад в Гамбург прибыл высокопоставленный представитель Израиля с тем, чтобы не допустить огласку этих сведений в печати[11].

Цель визита этого представителя — скрыть прошлое Лотца и особенно факт его израильского гражданства. Возможно, эти факты Вам уже известны, но я считал своим долгом вновь указать на них для того, чтобы заставить Лотца раскрыть тех, кто направлял из Германии взрывные устройства доктору Пилцу и его египетским коллегам.

Искренне ваш…»

Закончив чтение документа, Самир Наг уселся на свое место, скрестил руки на животе и обвел зал взглядом триумфатора. По залу прошел гул, и репортеры стали лихорадочно делать записи в своих блокнотах. Это выглядело как настоящая сенсация. Вальтрауд побледнела, глаза у нее наполнились слезами.

— Постарайся не выглядеть такой испуганной, — прошептал я ей. — Если они поверят этому, нам конец.

Мой немецкий адвокат Краль-Урбан, по-видимому, придерживался такого же мнения и с напряженным лицом стал что-то энергично нашептывать Али Мансуру.

Мансур встал и обратился к суду.

— Ваша честь, — заявил он, — это не доказательство. Это слухи. Если обвинение хочет представить это письмо в качестве доказательства, то его автор должен появиться здесь в суде и принести присягу. Защита предлагает не признавать это письмо в качестве доказательства.

— Возможно, оно не было представлено должным образом, — ответил председатель суда, — тем не менее суд хочет допросить подсудимого по этому вопросу. Господин Лотц, вам понятно содержание этого письма?

— Не совсем, ваша честь. Боюсь, что мое знание арабского не позволяет понять его содержание. Могу я увидеть немецкий оригинал?

— Вы можете подойти к суду и прочесть это письмо.

— Только не подпись, ваша честь! Я обещал моему информатору абсолютную секретность, — заявил Самир Наг.

— Хорошо.

Председатель суда подогнул нижнюю часть письма с подписью и дал его мне. Не было необходимости выявлять того, кто подписал донос, — он был отпечатан на фирменном бланке, сверху которого аршинными буквами значилось: «Доктор Альфред Зейдль, адвокат. Мюнхен». Там имелись также адрес и телефон. Я знал, что Зейдль защищал интересы профессора Пилца и его коллег-ракетчиков. В этом заключался весьма элегантный маневр, имевший целью отправить меня на виселицу.

— Что вы скажете об этом, господин Лотц?

— Это абсолютная чепуха, ваша честь. Злобный вымысел. Единственная правда в этом чудовищном обвинении состоит в том, что я действительно родился в 1921 году в городе Мангейме. Больше там нет ни одного слова правды.

— Вы когда-нибудь бывали в Израиле?

— Да, ваша честь.

— Расскажите об этом суду.