Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

Я ответил, что этот пакет мне передал в Мюнхене человек по имени Эрвин, один из моих связников в Европе. Он попросил меня отвезти пакет в Каир, где за ним должен был прийти неизвестный мне человек по имени Хуберт. Этот человек так и не появился, но я продолжал хранить этот пакет, не подозревая о его содержимом.

Наср и Алеш стали шептаться между собой. Мне удалось разобрать только отдельные слова, такие, как «различного типа», «никогда раньше не использовались», «лучший способ заставить его признаться». Наконец они, кажется, пришли к согласованному решению, и Наср обратился ко мне.

— Я пока не знаю, стоит ли вам верить, — сказал он. — Придется провести дополнительное расследование. Но пока скажите мне, отправляли ли вы письма немецким специалистам, работающим в Египте?

— Да, когда выезжал в Европу, я часто посылал открытки и письма некоторым своим друзьям в Каире.

— Я имею в виду другое. Некоторые специалисты здесь получили письма, которые в момент их вскрытия взрывались и ранили получателей. Другие специалисты получали письма с угрозами для жизни, если они не оставят своей работы и не покинут страну. Я хочу знать, кто посылал эти письма?

— Очень сожалею, но ничем не могу вам помочь. Я к таким делам не имел никакого отношения. Это просто не по моей линии.

И тут мне сделали предложение. Суть его заключалась в том, что если я подпишу заявление о том, что отправлял немецким специалистам письма с взрывными устройствами и угрозами, то они отпустят родителей Вальтрауд на волю. Сначала я отказался, ссылаясь на то, что родители Вальтрауд и так ни в чем не виноваты и нет никаких оснований для их задержания.

— Я бы на это особенно не рассчитывал, господин Лотц. Если потребуется, мы легко можем предъявить им обвинение. К тому же ваш тесть может умереть естественной смертью — он ведь старый и больной человек. Или они оба могут погибнуть в автомобильной аварии по пути в аэропорт. Мало ли что может с ними случиться.

Я был уверен, что он блефует и просто хочет угрозами заставить меня подписать ложное заявление. Но мог ли я быть до конца уверен, что это блеф? Что с родителями моей жены ничего не случится?

— Что конкретно я должен подписать? — спросил я Насра после некоторого раздумья.

— Я хочу, чтобы вы собственноручно написали на английском языке и подписали заявление о том, что вы по приказу израильской разведки направляли немецким специалистам письма с угрозами и взрывными устройствами.

— И вам не важно, правда это или нет?

— Это правда, но это даже не имеет значения. Этот документ нужен только для меня, никто больше его не увидит. Подпишете?

— Я сделаю вот что: уступая вашему давлению, я напишу, что мне было приказано отправить несколько писем с угрозами, но я не знал, что некоторые из них содержали еще и взрывные устройства.

— Отлично. Делайте так, как хотите. Знали, не знали — какая разница? Главное — вы признаете, что отправляли их. Знаете, вы очень смешите меня разговорами о «давлении». Вы просто не знаете, что такое настоящее давление и каким оно может быть. Три минуты с Абдель Хакимом и его раскаленным железом — и вы будете умолять меня разрешить вам подписать все, что нам угодно. Вам просто повезло, господин Лотц, что я так хорошо к вам отношусь. А теперь подписывайте. Это простая формальность для моего досье. Даю вам слово, что прокурор об этом не узнает…

Через полчаса я снова был в кабинете Самира Нага. Он встретил меня улыбкой.

— Входите, входите, господин Лотц. Мы можем продолжить наш разговор с того места, где мы остановились. Но сначала я закажу вам кофе. Вы выглядите усталым. Отдохните. А потом вы расскажите мне о взрывных устройствах, которые вы отправляли немецким специалистам.

Допрос продолжался тридцать три дня. После того как было принято решение провести открытый судебный процесс, условия нашего содержания заметно улучшились. Меня перевели в тюрьму Канатер. Через три дня начальник охраны Мохаммед Баттал сообщил, что в кабинете директора меня ждут мои адвокаты. О своих адвокатах я слышал впервые.

Начальник тюрьмы генерал Хороллос представил мне двух мужчин. Один из них — египтянин по имени Али Мансур — сообщил, что имеет большую юридическую практику, которая включает защиту интересов немецкого консульства в Каире, и что он назначен моим адвокатом. Улыбаясь, кланяясь и почесываясь, он рассказал, что является одним из лучших египетских адвокатов, что он мой друг, и я могу доверить все свои проблемы в его надежные руки.

Другой был средних лет немцем, высоким, худым и лысеющим. Он в типичной манере немецкого офицера щелкнул каблуками, поклонился подбородком и сухим тоном штабиста представился как Ганс Петер Краль-Урбан. Он сообщил, что его наняли мои бывшие армейские сослуживцы. Согласно традициям германской армии, объяснил он, мои товарищи не оставят меня в беде, что бы ни случилось, и уже собрали достаточную сумму денег для удовлетворения моих нужд.

Поскольку в реальной жизни я никогда не служил в германской армии, я сразу понял, кто прислал ко мне этого адвоката.