Через несколько минут в комнату ввели Вальтрауд. Я сделал ей знак глазами, который она верно поняла, села рядом с египетским адвокатом и заняла его разговором. Я расположился в другом углу с Кралем-Урбаном, который своим прежним штабным тоном стал расспрашивать меня об условиях содержания в тюрьме и, незаметно понизив голос, передал мне привет от одного из моих руководителей.
Краль-Урбан объяснил, что, как немецкий адвокат, он не имеет права вести дела в египетском суде и может выступать только в роли наблюдателя и советника Али Мансура. Я с радостью согласился, чтобы он заботился о моих интересах хотя бы в таком качестве.
Высокий суд
Наш судебный процесс проходил с 27 июля по 21 августа 1965 года. Как прокурор, Самир Наг принял максимально возможные меры безопасности. В наших ежедневных поездках из тюрьмы Канатер в суд и обратно нас сопровождали пятнадцать офицеров и восемьдесят вооруженных до зубов полицейских. На подходах к зданию суда были установлены полицейские баррикады, а на крышах соседних домов пулеметы. Само здание было оцеплено несколькими сотнями полицейских, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Всей этой операцией руководил бригадный генерал. В этом проявлялось типичное египетское усердие не по разуму.
Первое заседание суда продолжалось всего десять минут и имело своей целью отложить рассмотрение дела на месяц. Зал заседаний был настолько уставлен телевизионной аппаратурой, что скорее походил на киностудию. Председатель суда Хасан эль-Бадави постоянно напоминал тележурналистам, что они должны проявлять сдержанность, но, как только судебное заседание было открыто, на всех обрушился световой водопад софитов и вспышек.
Мне было предъявлено обвинение по десяти пунктам, каждый из которых означал смертную казнь:
1. Заговор с целью совершения шпионажа в интересах иностранной державы.
2. Неоднократное совершение актов шпионажа в интересах иностранной державы.
3. Заговор с целью подрыва безопасности Объединенной Арабской Республики и ее вооруженных сил.
4. Неоднократное совершение актов, направленных на подрыв безопасности Объединенной Арабской Республики и ее вооруженных сил.
5. Совершение противозаконных действий по приказу и в интересах страны, с которой Объединенная Арабская Республика находится в состоянии войны.
6. Незаконное хранение взрывчатых веществ.
7. Направление писем с угрозами в адрес иностранных граждан, находящихся на службе правительства Объединенной Арабской Республики.
8. Направление писем, содержащих взрывчатые вещества, в адрес иностранных граждан, находящихся на службе правительства Объединенной Арабской Республики.
9. Причинение тяжких телесных повреждений иностранным гражданам, находящимся на службе правительства Объединенной Арабской Республики.
10. Покушение на убийство иностранных граждан, находящихся на службе правительства Объединенной Арабской Республики, а также граждан Объединенной Арабской Республики посредством взрывчатых веществ.
Вместе с нами суду был предан наш близкий друг Франц Кисов, каирский представитель германского промышленного концерна «Маннесман». Он и его жена Надя были среди многих немцев и египтян (в общей сложности более ста двадцати человек), которые были арестованы и подвергались допросам — это были все, с кем мы поддерживали дружеские или просто светские отношения.
После целого месяца жестоких, но бесплодных допросов Надю освободили, но ее мужу было предъявлено обвинение в подрыве национальной безопасности. Полиция нашла у него при обыске копии докладов, которые он отправлял в штаб-квартиру своей фирмы. Эти доклады содержали довольно объективную картину ухудшающегося экономического положения Египта. Их сочли наносящими ущерб безопасности. Доказательства, представленные следствием в отношении Кисова, были «жидкими» даже по египетским стандартам. Нанятые его фирмой немецкие адвокаты смогли позже доказать, что вся содержавшаяся в этих докладах информация ранее публиковалась в европейской или американской прессе.
Я ожидал, что рассмотрение дела начнется с выступления представителя обвинения, и был удивлен, когда председатель суда начал заседание с моего допроса. Был приглашен переводчик, но после того как выяснилось, что его владение немецким языком оставляет желать лучшего, председатель предложил мне давать показания на английском, которым он сам владел вполне прилично.
— Вы получили, — начал он, — копию обвинительного заключения. Понятно ли вам, в чем вы обвиняетесь?
— Да, ваша честь.
— Вы признаете или не признаете себя виновным?
— Я признаю себя виновным по первым шести пунктам и невиновным по последним четырем.