Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

— Ну, милая, за пять лет, проведенных в Египте, мы прошли великолепную школу лицемерия.

Виновны

— Встать! Высокий суд идет!

Пожилой секретарь суда Рашид эль-Тантави торжественно распахнул небольшую дверь, которая вела в комнату совещаний. За свои сорок два года службы при короле Фуаде, короле Фаруке и теперь при президенте Насере он не мог припомнить ни одного судебного процесса, который продолжался бы так долго и привлек такое внимание.

Взгляды всего зала были прикованы к Рашиду, когда он, как дворцовый герольд, громогласно объявил появление в зале высшего суда, который должен огласить приговор по делу Лотца, его жены и Кисова. Это был один из самых значительных моментов его карьеры, и Рашид заслуживал этого исторического момента. Его белая форма была безукоризненно отглажена, начищенные медные пуговицы с египетскими орлами сияли ослепительным блеском.

Через открытую дверь Рашид заглянул в комнату для судей. Судьи еще только готовились к выходу. Остается еще несколько секунд. Рашид снова выпятил грудь и хорошо поставленным голосом прокричал:

— Внимание! Всем внимание!

Мы с Вальтрауд отложили свои сигареты и тоже поднялись, обратившись в сторону судейского стола. В зале суда было около четырехсот человек. Прямо напротив нас, слева от судейского стола, сгрудились репортеры, фотографы и тележурналисты, в том числе иностранные, из Ливана, Франции, Германии и США. Те, кому не хватило места на скамьях прессы, сидели на полу или стояли, прислонившись к стене. За три недели суда я уже знал их всех в лицо. Некоторым из них даже удавалось поговорить с нами несколько минут. Это запрещалось, но запрет часто нарушался. Я был заинтересован в том, чтобы у представителей иностранной прессы осталось о нас хорошее впечатление. Прокурор знал, что я не скажу им ничего лишнего, но все-таки для надежности рядом со мной всегда кто-нибудь сидел, слушая мои стереотипные ответы. Да, с нами обращаются хорошо. Да, мы считаем, что суд проходит честно, по законным правилам.

Некоторые репортеры, встречаясь с моим взглядом, приветственно кивали. Один из них, кажется, это был француз, в знак одобрения поднял большой палец вверх. В зале для зрителей не оставалось ни одного свободного места. Скамья подсудимых была оцеплена плотным кольцом из тридцати сотрудников тайной полиции. Они стояли с каменными лицами, обратившись спиной к залу. На процесс было приглашено около сотни студентов университета, которые должны были своими глазами увидеть звездный час египетского правосудия. Студенты вели себя дисциплинированно и разговаривали только шепотом.

Немецкая колония Каира была хорошо представлена. Тут присутствовал немецкий консул, как всегда безукоризненно одетый в накрахмаленную сорочку. За надменной позой дипломат пытался скрыть свою застенчивость и неуверенность. Рядом с ним сидели секретарь с блокнотом в руке и несколько других сотрудников консульства. Их положение было незавидным. Египетско-германские отношения оказались на грани разрыва, и шумный судебный процесс над гражданином Германии мог только усугубить обстановку. Чуть в стороне от них расположился молодой протестантский пастор Ганс Хайдеман. Он старался как можно чаще навещать нас в тюрьме, приносил книги, сигареты и небольшие подарки. Мы встретились глазами, и он ободряюще улыбнулся. Мне хотелось верить, что я не выглядел таким же испуганным, как он.

Среди публики было также около десятка немецких бизнесменов, которые пришли в знак солидарности с Кисовом. Жена Кисова Надя стояла в окружении адвокатов и старалась казаться спокойной.

— Внимание! — прозвучал третий призыв Рашида, и в зал торжественно вошли члены высшего суда государственной безопасности Объединенной Арабской Республики. Их было четверо: трое судей и генеральный прокурор, который по египетским законам тоже является членом суда. Все они были облачены в черные костюмы, у каждого через плечо была надета широкая лента — у судей ярко-зеленая, у прокурора красно-зеленая. Они шли гуськом, глядя прямо перед собой и громко топая. Впереди шел председатель Хасан эль-Бадави, последним — мой заклятый «друг» Самир Наг.

Судьи уселись за стол, и председатель дважды стукнул молотком.

— Судебное заседание объявляется открытым. Прошу всех сесть. Суд объявляет приговор по делу Иоганна Вольфганга Лотца, Вальтрауд Клары Марты Лотц и Франца Кисова.

Я взглянул на Вальтрауд. Она была бледна, но спокойна. Перегнувшись через своего конвоира майора Фарида, который сидел между нами, я быстро прошептал ей по-немецки:

— Держись, милая. Что бы ни случилось, сохраняй спокойствие, во всяком случае, пока мы отсюда не выйдем. Не дадим им насладиться своим триумфом.

Вальтрауд крепко пожала мне руку:

— Не беспокойся за меня. Счастье не подведет Лотцев.

— Господин Лотц! — обратился ко мне председатель.

Я встал и повернулся лицом к судьям.