Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

— Суд признал вас виновным по всем пунктам предъявленного вам обвинения. Вы признаны виновным в совершении неоднократных актов шпионажа и саботажа в интересах Израиля, против Объединенной Арабской Республики. Наказание за это преступление в момент, когда Израиль и Объединенная Арабская Республика находятся в состоянии войны, смертная казнь. Однако суд принимает во внимание смягчающие обстоятельства, на которые указывала защита, и приговаривает вас к пожизненной каторге и штрафу в размере триста тридцать тысяч немецких марок.

По залу пронесся гул. Зрители почувствовали себя обманутыми. Такой мягкий приговор после грандиозной рекламы! Газеты, телевидение, радио на протяжении месяцев требовали беспощадной кары для шпиона Лотца, а тут — пожизненное заключение. Для меня же настал момент величайшего облегчения. Я на самом деле ожидал, что меня приговорят к смертной казни.

— Госпожа Лотц!

Вальтрауд поднялась и крепко сжала мою руку.

— Суд нашел вас невиновной в шпионаже и саботаже. Вы признаны виновной в менее тяжком преступлении — это соучастие в преступлениях вашего мужа, направленных против Объединенной Арабской Республики. Вы приговариваетесь к трем годам каторжных работ и штрафу в размере десяти тысяч немецких марок. Приговор подлежит утверждению президентом республики.

Это звучало жестоко. Я надеялся, что Вальтрауд вообще будет оправдана или, по крайней мере, отделается номинальным шестимесячным сроком, который она уже отбыла в тюрьме. Но она снова крепко пожала мне руку и улыбнулась.

— Господин Кисов! — продолжал эль-Бадави, не отрывая глаз от бумаг. — После тщательного изучения всех обстоятельств дела суд признал вас невиновным по всем пунктам предъявленного вам обвинения.

Немецкие бизнесмены приветствовали это решение громкими возгласами одобрения, но немецкий консул сурово нахмурился от такого проявления несдержанности. Это было последнее, что я видел. По знаку майора Фарида стена охранников сомкнулась и закрыла нас от зала. Сам Фарид, как бы извиняясь за то, что ему предстоит сделать, похлопал меня по плечу, затем достал из кармана пару наручников и приковал меня к себе.

— Идемте, мы не хотим тут никаких демонстраций.

Через боковую дверь нас вывели во двор, где нас уже ожидали тюремные автомашины. Около сотни полицейских, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками, стояли спиной к нам и лицом к толпе людей, которая насчитывала несколько тысяч. Там находились все те, кому не удалось попасть в зал суда, кто хотел хоть издали взглянуть на немецких шпионов.

— Идем, дорогая, — сказал я, обращаясь к Вальтрауд, — давай доставим публике удовольствие, которое она заслужила.

С этими словами я взял ее под руку, и сопровождаемые возгласами: «Вот они!» — мы рука об руку, прикованные к майору Фариду, с высоко поднятыми головами пошли к ожидавшим нас автомашинам.

Узник под номером 338

После вынесения приговора прошло долгих три месяца, пока мы ждали утверждения приговора президентом республики. Это, конечно, была чистая формальность, поскольку во всех подобных делах приговор заранее выносился самим президентом. Согласно египетским законам, президент может утвердить приговор, смягчить меру наказания или помиловать. Ужесточить приговор он не может, и в силу этого я уже не опасался, что меня могут повесить. Пожизненное заключение на практике означает двадцать пять лет тюрьмы, что само по себе очень много, но я ни минуты не сомневался в том, что мне не придется провести предстоящие двадцать пять лет моей жизни в египетской неволе. Я знал, что для моего освобождения будут предприняты усилия, знал я и то, что при малейшей возможности попытаюсь бежать. Однако с этими планами надо будет повременить, по крайней мере до того момента, как моя жена выйдет на свободу: если мне удастся бежать, египтяне, скорее всего, оставят ее заложницей.

Пока мы ждали утверждения приговора, за нами сохранялись все привилегии, которых нам удалось добиться в период следствия и подготовки к показательному процессу. Моей жене, которая содержалась в женской тюрьме, расположенной через дорогу, разрешалось каждое утро в течение часа посещать меня. К нам также регулярно приходил наш немецкий адвокат Краль-Урбан. Иногда заходил Али Мансур. Несмотря на то что этот адвокат был рекомендован немецким консульством, с самого начала было ясно, что он работал в тесном контакте с обвинением. Еще одним частым посетителем был протестантский пастор Хайдеман. Этот мягкий и добрый человек старался успокоить и подбодрить нас. Однако более существенно было то, что он снабжал нас книгами и сигаретами. Раз в месяц нас посещал немецкий консул доктор Гейгер, с которым мы познакомились незадолго до нашего ареста. Очень скованный и замкнутый, консул являлся наименее популярной личностью в немецкой колони Каира. Встретившись с нами в первый раз в тюрьме, он сделал вид, что никогда раньше нас не встречал. Заикаясь и краснея, он старался сделать свои визиты как можно короче.