— А насчет Фидлера вы не правы. Он не наш человек. К чему Лондону было бы идти на такой риск, имея агентом Фидлера? На него делали ставку, это точно. Было известно, что он ненавидит Мундта. Да и кто бы на его месте не ненавидел? Фидлер ведь еврей. Вы же знаете, наверняка знаете, как Мундт относится к евреям. И какова его репутация в этом вопросе.
Я скажу вам еще кое-что, больше вам этого никто не скажет, так что послушайте меня. Мундт пытал Фидлера, избивал его и все время, не переставая, издевался над ним, потому что Фидлер еврей. Всем вам прекрасно известно, что за человек Мундт, но вы терпите его, поскольку он хороший контрразведчик. Но… — на мгновение Лимас запнулся, а потом продолжил:
— Но ради Бога… в этой истории погибло уже довольно людей. Голова Фидлера вам ни к чему. С Фидлером все в порядке… он идеологически выдержан, так, кажется, у вас говорят?
Он поглядел на членов трибунала. Они спокойно и даже с некоторым любопытством наблюдали за ним, глаза у них были холодные и неподвижные. Фидлер, сидевший в своем кресле и слушавший его с нарочитым безразличием, на секунду поднял глаза и безучастно посмотрел на Лимаса.
— И вы погубили всю операцию, Лимас? — спросил Фидлер. — Вы, опытный боец, проводящий коронную операцию, главную в своей жизни, влюбились в — как вы там ее назвали? — маленькую зачуханную девицу из паршивой библиотеки? Лондон должен был обо всем этом знать, Смайли не мог действовать в одиночку. — Фидлер обернулся к Мундту. — Вот что странно, Мундт, они наверняка понимали, что вы проверите в этой истории каждый пункт. Вот почему Лимасу пришлось старательно играть свою роль. Но затем они послали деньги бакалейщику, заплатили за квартиру Лимаса и за арендный договор девушки. И самое странное во всей истории — чтобы люди с их опытом выплатили тысячу фунтов девушке, члену коммунистической партии, которая должна была верить в то, что Лимас — человек конченый. Только не рассказывайте мне, что совесть Смайли настолько чувствительна. Что за нелепый риск!
Лимас пожал плечами.
— Смайли оказался прав в одном отношении: мы не смогли приостановить начавшихся процессов. Мы не допускали того, что вам удастся завлечь меня сюда. В Голландию — да, но не сюда же. — Он немного помолчал. — А я не мог и вообразить, что вы привезете сюда девушку. Ну и дурак же я был!
— Вы — да, но не Мундт, — быстро вставил Фидлер. — Мундт знал, что ему нужно искать, он даже заранее знал, что девушка предоставит необходимое доказательство. Крайне проницательно с его стороны. И что самое поразительное — Мундт знал о тысяче фунтов. Хочется спросить, как ему удалось до этого докопаться? Девушка ведь никому не рассказывала. Я видел девушку и уверен, что она никому ничего не говорила. — Взглянув на Мундта, он спросил; — Может, нам объяснит это сам Мундт?
Мундт помедлил — чуть дольше, чем следовало, как показалось Лимасу.
— Все дело в ее партийных взносах. Примерно месяц назад она стала платить на десять шиллингов больше. Я узнал об этом. И постарался выяснить, почему она может себе это позволить. И я выяснил.
— Блестящее объяснение, — сухо заметил Фидлер.
Наступила тишина.
— Полагаю, — начала председательница, переглянувшись с остальными членами трибунала, — теперь мы можем передать дело на рассмотрение Президиума. Разумеется, — добавила она, глядя на Фидлера маленькими, злобными глазами, — если вам больше нечего добавить.
Фидлер покачал головой. Казалось, что-то по-прежнему не дает ему покоя.
— В таком случае, — продолжила председательница, — мы с коллегами единодушны в том, что товарищ Фидлер должен быть освобожден от своих обязанностей до того момента, пока дисциплинарный комитет Президиума не вынесет соответствующего решения. Лимас уже находится под арестом. Напомню вам, что у нашего трибунала нет права выносить приговор. Прокурор республики совместно с товарищем Мундтом, без сомнения, разберутся в том, какой кары заслуживает британский шпион, провокатор и убийца.
Поверх головы Лимаса она поглядела на Мундта. Но сам Мундт не сводил глаз с Фидлера. Это был бесстрастный взор палача, прикидывающего, какой длины веревка ему понадобится.
И вдруг с внезапным озарением человека, которого слишком долго обманывали, Лимас понял весь дьявольский механизм.
Глава 24
Комиссар
Лиз стояла у окна спиной к охраннице и тупо смотрела на маленький дворик. «Сюда, должно быть, выводят на прогулку заключенных», — решила она. Она находилась в каком-то кабинете, на столе стояла еда, но Лиз не могла к ней притронуться. Она чувствовала себя больной и жутко усталой, физически усталой. Болели ноги, а лицо онемело и опухло от слез. Она казалась себе грязной, ей хотелось помыться.
— Почему ты не ешь? — снова спросила охранница. — Все уже позади.
Она произнесла это без малейшего сочувствия, так, словно девушка была идиоткой, не понимающей, что перед ней еда.
— Я не голодна.
Охранница пожала плечами.
— Возможно, тебе предстоит долгая поездка, да и готом тебя едва ли накормят.
— Что вы имеете в виду?