Во время наших разговоров он часто напоминал, что мне следует держать язык за зубами, и дополнял свои просьбы недвусмысленными намеками, говоря «сама знаешь, в чем мы замешаны». Ясно было, что он хочет спасти собственную шкуру. По одной из линий расследования комиссия Рокфеллера рассматривала возможность того, что Фрэнк и Говард Хант вместе находились в Далласе, хотя в своих показаниях под присягой оба отрицали это. Однако Гейтон Фонзи, который работал на одного из сенаторов комитета Чёрча, провел расследование, результаты которого опровергали их слова. Он перечитал материалы Мескиля и нашел потенциальное подтверждение своих подозрений в том, что Стерджис и Хант – для меня Фьорини и Эдуардо – дали ложные показания. Я могла подтвердить, что они были вместе не только в парке Эверглейдс, но и в городе, где был убит Кеннеди.
Нас посадили в самолет, на котором не было названия авиалинии, и вышвырнули из страны, сказав, чтобы я больше не смела туда соваться.
Фонзи, с которым я поговорила, пока он еще работал на комитет Чёрча, в конце концов перешел в спецкомитет по расследованию политических убийств, который в 1978 году начал расследовать убийство Кеннеди. Фонзи стал приходить в квартиру на 88-й улице с Элом Гонсалесом, другим следователем из этого комитета, чтобы допрашивать меня и изучать документы. Фрэнк начал звонить все чаще. Он утверждал, что Фонзи на самом деле работает на ЦРУ, и продолжал настаивать на том, чтобы я молчала, а если даже и говорила, то только так, как нужно ему, умалчивая об интересующих их подробностях. В этом мире, где никому нельзя доверять, где человек практически беззащитен, я и Фрэнк, два «старых пса», оба записывали наши разговоры, не предупреждая другого.
Я думала, что эти записи обеспечивают мне защиту, и не обращала особого внимания на происходящее в собственном доме. Моника уже была подростком и чувствовала, что Фрэнк опасен, говорила, что «у него глаза мертвеца». Она заметила, что в разговоре с ним я часто произносила фразы типа: «Когда меня уже не станет…» Моя дочь ясно видела, что я боялась чего-то непоправимого, и думала, что именно Фрэнк угрожал убить меня. Она объявила свою собственную войну после того, как услышала один из телефонных разговоров и решила, что Стерджис покончит со мной, чтобы я не сказала лишнего Фонзи.
Я уже научила своих детей обращаться с оружием, чистить, разбирать и заряжать его. Моника, которая училась в Лойольской католической школе на Парк авеню, где училось много детей гангстеров, через брата одной из подруг раздобыла пистолет 22-го калибра с емкостью магазина в семь патронов. С оружием в руках она чувствовала, что ее «долг» – защитить мать, поступив так, как она «считала нужным». Она божилась, что не будет убивать Стерджиса, а только хочет «припугнуть его». Моя дочь все хорошо продумала: она знала, что наказание для несовершеннолетних более мягкое, чем для взрослых.
31 октября 1977 года Моника затаилась между машинами перед домом, поджидая Стерджиса. Наверное, кто-то из соседей увидел ее с пистолетом в руке и вызвал полицию. Фрэнк Смит, мой любовник, которому я позвонила после того, как Моника связалась со мной и рассказала о своих планах, уже предупредил полицейских. Моя дочь сбежала, в результате был объявлен план-перехват: улицы перекрыли и в конце концов загнали ее в угол. Моника потребовала, чтобы переговоры о ее сдаче вел один агент, которого она знала благодаря моей работе, Терри Максвигин – для нее дядя Терри. Он выручил ее. Как рассказала Моника, Терри достал пули из пистолета и вытер его. Уже безоружную, ее задержали и повезли в полицейский участок. На ней была школьная форма.
Он кинулся к одному из окон и начал бить в него, вопя: «Я убью тебя! Тебе не жить!» Кричал он, кричала я, мои дети, Чармэн.
Несколько часов спустя ко мне пришел Стерджис. Он был задержан и обвинен в оказании давления и запугивании, а именно «в запугивании с целью принуждения потерпевшего к отказу от дачи свидетельских показаний перед законным органом власти», то есть специальным комитетом Конгресса.
Его поместили за решетку и назначили крупный залог в размере двадцати восьми тысяч долларов, который был позже уменьшен до десяти тысяч. Хотя судья снял все обвинения и 4 ноября Стерджис был отпущен на свободу, он снова появился на первых полосах газет.