Читаем Шпицбергенский дневник полностью

Так я и вёл буксир ночью до самого Баренцбурга по радару и компасу, расходясь со встречными кораблями строго левыми бортами, навстречу начавшемуся ледяному по-настоящему зимнему ветру. Только при подходе к самому причалу Баренцбурга мы подняли спавшего капитана. Причаливанием и отходом от причала я никогда не занимался. Это и другая ответственность, да и мне всегда нужно было готовиться к выходу, собирать вещи.

Несмотря на усилившуюся вьюгу, буксиру удалось пришвартоваться и высадить пассажиров, но затем ему нужно было перейти на другой причал для стоянки. Вот там Виталик не сумел уже справиться со своим состоянием и с сильным ветром, ударил буксир о причал, повредив борт. Иными словами, последний выход капитана оказался скандальным, а могло быть и хуже, не окажись в этот день, точнее ночь, на борту такой любитель морских приключений как я, который никогда не позволял себе становиться за штурвал в нетрезвом виде. Но всё это было давно. А в этот раз…

По моему настоянию при подходе к Баренцбургу недалеко от двух гор, которые мы называли «Груди Венеры» за их одинаковые правильные формы, напоминающие женскую грудь, позвонили диспетчеру, предупредив о прибытии, так что нас встретили машиной и отвезли в научный центр.

Разумеется, здесь нужны мои пояснения. Научный центр в Баренцбурге ничуть не напоминает собой, скажем, сибирский научный городок, поскольку уж очень мал в сравнении с такими центрами. Но всё же в небольшом шахтёрском городке эти несколько обособлено стоящих двухэтажных кирпичных зданий, в которых в основном в летнее время селятся экспедиции из Москвы, Санкт Петербурга и Кольского полуострова, представляются действительно своеобразным центром. Однако крупных научных работ, которые бы взволновали, если не весь мир, то хотя бы научную общественность России, здесь давно не проводят. Спокойно и планомерно проводят свои регулярные замеры гидрометеорологи, кое-какими данными обеспечивают учёных материка геофизики, систематические наблюдения за состоянием земной коры ведут сейсмологи, изредка откликаясь на просьбы руководства треста «Арктикуголь» определить причины очередного горного удара, повлёкшего за собой несчастный случай в шахте. Дольше всех работают экспедиции гляциологов, геологов и археологов.

Но только открытия геологов и археологов заставляют порой учащённо биться сердца общественности. Первые поражали сообщениями о наличии в недрах архипелага газа и нефти и потенциальных возможностях добычи этих ценных минералов. Вторые будоражат воображение известиями о том, что раньше других вышли когда-то на берега неизвестного тогда архипелага и проводили на нём как летние сезоны, так и длинные полярные ночи, русские поморы.

Однако возможностей для проведения крупномасштабных научных работ здесь столько, что хватило бы не на один Сибирский академгородок.

Возможностей не в смысле технического оснащения, которого здесь почти нет, а в смысле уникальности месторасположения, его ценности для всех отраслей наук.

Строился центр явно с перспективой дальнейшего расширения, но период десятилетней стагнации перестройки привёл почти в полному умиранию науки. Это было заметно не только по тому, что многие экспедиции перестали ездить из-за отсутствия средств, но и при посещении самого центра в Баренцбурге.

Я впервые приехал в составе экспедиции археологов несколько лет назад. Когда вошёл в здание Кольского научного центра, предоставляющего помещения археологам, то с первой же минуты поразила меня гнетущая обстановка нищеты. Мрачный полутёмный коридор, обшарпанные стены, какая-то общая неуютность из глубины которой вырисовалась фигура старика с длинной седой бородой. Это был мой давний знакомый, патриарх центра Евгений Максимович Петухов. Он радостно приветствует приехавших и отдаёт нас в ра помещенияи своей супруги, которая столь же неспешно, как и её муж, шаркая ногами, препровождает меня в комнату на первом этаже, где, в принципе, не так уж и плохо, так как есть кровать, столик и пара стульев, но при этом ошарашивает сообщением, что в туалете слив не работает, но волноваться не стоит, так как она принесёт сейчас ночной горшок для отправления естественных нужд.

Известие о ночном горшке, с которым я имел дело лишь в самом раннем детстве, меня привело в шок. Тут же пошёл в соседнее здание к геологам, которые, к счастью, узнав о моей беде, предложили одну из своих комнат, где всё работало нормально: был душ и работал слив в туалете. Потом я пытался выяснить в тресте, почему в здании учёных не работают туалеты. Выяснилось, что у учёных нет денег на замену трубопроводов. К счастью, через год кое-какие деньги появились, наука начала потихоньку оживать, приехали строители и заменили трубопроводы, при вели в порядок здание, в котором стало очень даже прилично при сопоставлении с тем, что было, но не с тем, что хотелось бы видеть у нас, глядя на соседей норвежцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза